Виктор Иутин - Кровавый скипетр

Так же молится в своих хоромах боярин: в красном углу светлой горницы хранились иконы – в драгоценных окладах, украшенных камнями или обитых бархатом. Лики образов тускло освещены лампадами и свечами. Тут стоит вся семья боярина, молится, широко крестясь.

– Молвят, государь ныне примет крымских послов. Еще едва говорит, а уже на великокняжеском столе! – говорили с усмешкой меж собой члены боярской семьи, садясь за трапезу, – лучше бы князь Юрий Дмитровский, брат Василия Иоанновича, государем стал, покойнее было б! Истинно, лествичное право древнее было мудрее, когда от старшего брата к младшему стол переходил!

А тем временем маленький Иоанн принимал послов крымского хана. Одетый в шитый золотом детский кафтан, мальчик шагал мимо кланявшихся ему придворных, столпившихся в палате. За руку к высокому креслу отца, стоявшему по центру на возвышении, вел его один из опекунов, боярин Василий Васильевич Шуйский.

Шуйские – потомки Рюриковичей, суздальских и нижегородских князей, очень знатные и властолюбивые. Предки их много зла совершили для Москвы и Русской земли, а московскому князю подчиняются лишь недавно, но занимают ведущие места в думе. Этот пожилой боярин, прозванный Немым за свою немногословность, возглавлял род Шуйских и был в те дни одним из руководителей страны.

Ныне дума князя была тяжела и тревожна – троюродный брат его, Андрей Михайлович, как донесли, хотел отъехать к дмитровскому князю Юрию. Однажды он уже хотел это сделать, за что великим князем Василием был заключен в темницу. И едва был помилован, вновь решился отъехать! Ему при раскрытии сего заговора грозила темница, и он рисковал утянуть за собой весь род Шуйских. Не бывать тому! Хитрый и старый боярин уже обдумал, как спасти опрометчивого родича и всю семью…

Иоанн, держась крохотной ручонкой за палец боярина, перебирая обутыми в маленькие червленые сапожки ногами, приближался к трону отца. Зачем его ведут к этому высокому резному креслу – мальчик не совсем понимал, но послушно делал все, что ему указывал боярин. Мальчику кланяются все, мимо кого он проходит. Ему – малышу с пухлыми розовыми щечками и каштановыми кудрями, вьющимися из-под шапочки, отороченной беличьей шкурой.

Подошли к трону. В гулкой тишине Василий Немой взял Иоанна на руки и усадил на высокую пуховую подушку, возложенную на троне. Тогда к нему подпустили двух чудно одетых мужей с черными узкими глазами. Они кланялись удивленно рассматривающему их малышу и произносили долгую речь о том, что их правитель выражает добрую волю новому московскому правителю. Вместо мальчика им отвечал Василий Немой, стоявший по правую сторону от трона, а Иоанн молча сидел на протяжении всего приема, ждал, когда ему позволят уйти к маме. Длительный прием утомил мальчика, и он, как безвольная кукла, восседающая на троне, усиленно боролся со сном.

И вот, после передачи даров, послов пригласили к застолью. Василий Немой, помогая мальчику слезть с трона, сказал гостям:

– Государя не будет за общим столом, он еще ест у матери, сам на застольях не бывает, – и, уведя его из палаты, передал в руки слуг и Аграфены, которая тут же запричитала:

– Притомился, соколик мой! Ничего, сейчас тыковки сладкой отведаешь.

Елена носила черное тогда. И едва малыша ввели к ней в покои, бросилась к сыну, будто не видела его целую вечность.

– Матунька, там чудные гости к нам приехали! Матунька, а они хорошие?

– Нет, сынок, они плохие, но дурного нам не сделают, ибо боятся тебя, – говорила Елена, и слезы почему-то наворачивались на ее уставших красных глазах. Лишь когда она смотрела на сына, пропадал ее каменный, властный взгляд. Аграфена стягивала с мальчика нарядные одежи, Елена сняла с него шапку, заботливо расправила спутавшиеся под головным убором кудри.

– Меня боятся? А тату они боялись? А сильно боялись? – восторженно и гордо вопрошал Иоанн.

– Сильно. И тебя должны бояться, сынок! – глядя ему в глаза, твердо отвечала Елена.

– А чтобы тебя боялись, Ванюша, нужно быть сильным. А чтобы быть сильным, нужно кушать! – приговаривала Аграфена, накрывая низкий небольшой столик для любимого воспитанника.

Когда сын поел и лег спать, Елена оправила вдовий плат, утерла глаза, подошла к образам, нервно и быстро помолилась. Предстояла тайная встреча с опекунами, кою назначил Василий Немой.

Сильнейшие бояре Москвы, опекуны государевы, обступили кресло, в котором восседала Елена. И стоят они, разодетые в бархатные и парчовые кафтаны, украшенные золотым и серебряным шитьем, на головах их отороченные соболями шапки. Елена глядит на резные посохи в руках некоторых бояр, на их дорогие перстни и невольно вспоминает слова матушки, сказанные ей давным-давно – на боярах держится вся власть!