Виктор Иутин - Кровавый скипетр

По площади ходили люди, маленькие, словно муравьи. Вот Архангельский собор, где покоятся его отец, дед, прадед, другие родичи, вот Успенский, где целовали крест все великие князья московские, начинавшие править державой. Трехкупольный Благовещенский собор казался отсюда игрушечным, а Грановитая палата больше походила на выбеленный сундук с темной крышкой. Далее, за вытоптанной Соборной площадью, виднелась зелень деревьев и трав, среди которых возвышались башни и верхушки кремлевских стен. Линия Москвы-реки, блестя на солнце, проходила, казалось, аккурат под стенами, но далее, где стояли посадские дворы, от которых слышался отдаленный хозяйский шум инструментов и крик скотины, заворачивала влево.

Пухлый теплый щенок затявкал, задергался, захотев, видимо, есть. Иоанн, взяв щенка руками, еще раз, выглянув, посмотрел вниз. Достаточно высоко. Интересно, во что превратится этот темный комок с виляющим хвостом, упав отсюда? На прошлой неделе мальчик нашел ворону с перебитым крылом и потащил ее к реке. Глядя на черную горланящую птицу, пытался представить, что птица сия – Иван Шуйский, опекун его, и твердыми, уверенными ударами острой палкой выколол ей глаза. Стиснув зубы, нанося ей удары за ударом, дробя птичью голову, отрок понимал, что ему нравится это. Иоанн не считал зазорным причинять боль беззащитным существам, ведь он рос среди крови и боли, что такое любовь и доброта он давно позабыл…

Щенок не издал ни звука, когда мальчик швырнул его вниз. Спустя три секунды безвольный комок, кувыркаясь в воздухе, достиг земли, но сверху не было слышно удара. Закусив губу, Иоанн бросился к лестнице, стал, сгорая от любопытства, стремительно спускаться. Но на выходе он увидел преградившего ему путь Федора Воронцова. Придворный, приветливо улыбаясь, поклонился великому князю, а Иоанн невольно испугался, думая, что сейчас о его жестоких играх доложат строгому Ивану Васильевичу Шуйскому – он до дрожи боялся своего опекуна.

– Великий князь, – начал Федька Воронцов, – меня послали срочно за тобой. Ждут митрополит и глава думы Иван Бельский, милостью твоей вышедший из темницы.

– Что им нужно? – недовольно проворчал мальчик, ведь ему хотелось посмотреть на упавшего с колокольни щенка.

– Дела государственные не терпят отлагательств, государь! Разреши мне, Иоанн Васильевич, взять тебя за руку. Князья Бельские высоко стоят по происхождению, не ниже, чем Шуйские. Надобно принять! И митрополит ждет тебя!

Мальчик безвольно протянул ладонь, и Воронцов, мягко взяв ее, повел великого князя за собой. Когда вышли они на площадь, Иоанн все заглядывал туда, где виден был недвижный серый комок шерсти, вокруг которого растеклась темно-красная лужа. Конечно, Иоанн хотел подойти и глянуть поближе, но смутился присутствием придворного.

Иван Бельский и митрополит Иоасаф ждали Иоанна в его палатах. Митрополит, седобородый, в черной рясе, с белым куколем на голове, сидел в кресле, оперев обе костлявые руки на толстый посох из белого дерева. Бельский же, одетый в темный кафтан, стоял рядом, сложив руки за спину. Волосы причесаны, широкий лоб обнажен, взгляд умных глаз тверд и светел – почему-то с первого взгляда он вызвал у мальчика больше доверия, чем Шуйские. Иоасаф тяжело поднялся с кресла, склонил в приветствии голову, Бельский поклонился в пояс. Мальчик, как учила когда-то мама, послушно поцеловал руку владыки.

– Благодарю, государь, за милость твою, снявшую оковы с рук моих. Отныне стану служить тебе верой и правдой, – сказал Бельский мягко. Иоанн растерянно молчал, не зная, что сказать. Отвык он от такого обращения.

– Князь Иван Федорович отныне будет возглавлять Боярскую думу и станет первым твоим советником. – Иоасаф прервал неловкую тишину.

– А… Шуйские? – вырвалось само у мальчика.

– Князья Шуйские покинули государственный совет, – Митрополит расправил плечи и взглянул на Бельского. Князь, выдержав паузу, сказал:

– Первым делом, великий государь, хотел напомнить, что в немилости, в запертых покоях уже который год сидит твой сродный брат Владимир со своей матерью. Будет ли угодно вернуть принадлежавший им по праву старицкий удел?

– Да! – твердо ответил Иоанн. Желание помочь незнакомому еще себе родственнику было почему-то очень явным. Страдая, он, видимо, не хотел, чтобы где-то еще страдал какой-нибудь обделенный радостями жизни ребенок. Митрополит, улыбаясь, согласно кивнул.

– Да будет так, великий государь. Лишишь ли ты страданий еще одного родича своего? В Вологде сидит в оковах князь Дмитрий Андреевич Углицкий, сродный брат покойного батюшки твоего. Его заточение длится уже сорок восемь лет. Разреши, великий князь, снять с него оковы, кои носит он с десятилетнего возраста, и выйти ему на свободу!