Виктор Иутин - Кровавый скипетр

В доме Данилы Захарьина застолье подходило к концу. Подпитые родственники и гости уже прощались с хозяевами, но Данила не ощутил должного облегчения и веселья после выпитого, лишь тяжело гудела голова, порою мутило.

Странные вещи происходят в государстве. И не вовремя погиб наследник! Горе-то какое! В Москве созывался церковный собор по делу некоего еретика Матвея Башкина. Не успел государь прийти в себя после смерти сына, как по приезду Сильвестр уже поведал ему о новой ереси, проявившейся во взглядах этого безызвестного человека. Иоанн, разбитый и раздраженный, тут же велел арестовать Башкина и начал созывать церковный собор. Бывший игумен Троице-Сергиевого монастыря Артемий, в юности близкий государю священнослужитель, в числе прочих владык призван в Москву на собор, но старец, видимо, выжил из ума и тайно покинул столицу. Сразу заговорили о нем, мол, Артемий и сам еретик. Старца тотчас вернули в Москву, и вскоре он так же ждал суда, сидя в подклети в подвалах дворца. Данила молча наблюдал за этим и все чаще думал, как бы из этого извлечь какую-то выгоду для семейства – тем и были заняты его мысли сейчас, когда на столе уже не осталось еды и питья.

По левую руку от него сидел брат Василий Михайлович, слушающий от подпитого Ивана Висковатого, дьяка Посольского приказа, какую-то пламенную речь. Данила покосился на него, пытаясь вникнуть в разговор. Висковатый был дородным, полное лицо горело огнем, черные глаза под густыми бровями пьяно блестели, черные кудрявые волосы слиплись на потном лбу. Говоря, он то и дело трогал пальцами темную густую бородку.

– Напрасно Сильвестр призвал мастеров из Новгорода и Пскова писать иконы в Москве!

– Так ведь тогда пожар все изничтожил! – глядя на дьяка отупевшим взглядом, проговорил Василий и икнул, прикрыв рот. Висковатый махнул рукой:

– Это все понятно! Я не о том! Видели вы икону в Благовещенском соборе? Яркие краски, золотой фон… Но ведь Христос изображен там в неподобающем виде! Херувимы прикрывают срам, а затем он предстает в доспехах в образе воина! А сам Господь, коего невозможно изобразить, показан мастерами седобородым старцем! Уж очень все это похоже на ересь…

Ересь! Последние несколько месяцев только и слышно отовсюду это слово! Ересь казалась людям везде, с остервенением зачинались богословские споры, и уже порой было не ясно, где правда.

– Новгород и Псков! Вся зараза лезет оттуда! – раздраженно мотнул головой Василий. – Помнится, сам митрополит некогда служил в Новгороде…

У Данилы сверкнули глаза, хмель будто улетучился. Он еще какое-то время слушал возмущения Висковатого о том, что иконопись отошла от правильных греческих канонов, что надобно пересмотреть этот вопрос и нещадно уничтожить все, что было написано под присмотром Сильвестра после московского пожара.

– Верно! – протянул задумчиво Данила. Дьяк и Василий в недоумении взглянули на него. Данила вскочил из-за стола, принялся мерить светлицу шагами.

– Скоро ведь состоится собор… будет государь и митрополит… Там мы об этом и заявим! Верно? Сильвестр, близкий государю человек, дружен и с еретиком Артемием, и в неподобии исписал храмы… Так не пора ли от него избавиться?

– Долой еретиков! – хлопнул по столу Висковатый. – Уж я все скажу по сему, не подведу, Данила Романович! Мне есть что сказать!

– А митрополит? – тихо спросил Василий. Кажется, и он от сказанного братом начал трезветь. Данила прикрыл все двери, пред этим выглянул во все стороны и, убедившись, что никто не подслушивает, сказал:

– Макарий не сунется в этот спор, ну или, скорее, встанет на защиту Сильвестра. А коли митрополит – еретик, может ли он занимать сию священную должность? Государь ревностный христианин, не потерпит такого! А там и до Адашева несложно добраться. Верно?

И они замолчали, обдумывая все эти слова. План получался добротный. К громкому делу о ереси приплести и факт неправильного писания икон, и вслед за осужденными, список которых растет, отправятся сильнейшие в государстве люди. Это был шанс всецело захватить власть!

– Опасное дело, – поежился Василий, – с могущественными мужами тягаться боязно и тяжело…

И замолчал, ибо Даниле, готовому идти и бороться до последнего, были чужды страх и позорное отступление. В сенях раздался какой-то шум, и вскоре в светлицу вошел улыбающийся и сияющий Никита.

– Только что из дворца, – с одышкой говорил он, садясь на скамью, – хорошие вести. Настя носит во чреве младенца. Говорят, в марте должен родиться. Будем верить, что это отрок…