Виктор Иутин - Кровавый скипетр

В ноябре Иоанн вернулся в Москву. Было при въезде и всенародное ликование, и богослужения, и великий пир с придворными. Анастасия, счастливая и гордая до слез, поднесла новорожденного сына. Его символично назвали Дмитрием, в честь предка Иоанна – Дмитрия Донского, победителя татар в Куликовской битве. Но радость сия граничила с великой печалью – царевна Мария так и не выздоравливала. Вскоре вторая дочь Иоанна и Анастасии умрет, прожив всего лишь полтора года.

Иоанн страдал – усталость тяжелым грузом лежала на его плечах, на душе, на сердце. Тогда Адашев предложил Иоанну развеяться – съездить на соколиную охоту, да подальше, к Твери. И там наконец, ощутив в полную силу дух родной, не степной земли, Иоанн почувствовал себя легче.

Сокольничие и свита выехали в богатых платьях, шубах, соболиных и беличьих шапках, с песнями и веселым гомоном. Уже висят у седла сокольничего пойманные утки и зайцы. Темный алтайский кречет Матур, подарок сибирского хана, сидел на правой руке Иоанна, впившись когтями в непробиваемую охотничью перчатку, голова птицы была закрыта красной кожаной шапочкой. Иоанн в ферязи с драгоценными камнями, в соболином полушубке и в шапке, отороченной соболем, медленно вел нарядного коня, ощущая на руке тяжесть веса охотничьей птицы, чьим темно-сизым оперением он с упоением любовался. Кречет не шевелился, лишь изредка наклонял голову то в одну, то в другую сторону.

Уйдя в чащу, где острее ощущалась лесная тишина, охотники остановились. Иоанн один выехал вперед и оглянулся. Уже начались морозы, и лес стоял холодный, безмятежный, тяжело гудящий тишиной.

Поодаль с дерева сорвалась крупная птица – это было ясно по хрусту сломанной ветки. Иоанн осторожно снял с головы Матура шапочку. Черные гордые глаза степного охотника заморгали, и птица, чуть склонив голову набок, резко оттолкнулась от руки царя и с невообразимой скоростью взмыла вверх, издав грубый и протяжный крик.

Иоанн пустил коня следом, прямо в лесную чащу, все гнал и гнал, высматривая наверху свою птицу. Конь громко фыркал, выдыхая из ноздрей густой пар. Мокрые ветви били Иоанна по лицу. Быстрее! Вот уже не видно никого позади, а Матур все летел, будто высматривал добычу покрупнее. И вот он камнем ринулся вниз, пропав за верхушками елей и сосен. Иоанн не останавливался, все гнал коня дальше и дальше сквозь деревья, и вдруг конь вынес его на поляну – лес закончился слишком внезапно. От неожиданности того, как царь остановил скакуна, конь встал на дыбы и захрапел, мотая головой. Недалеко Матур покорно сидел на груди убитого им старого тетерева, ждал, когда заберут добычу. С поляны, что была на крутом пригорке, был виден еще один бескрайний лес, стоявший внизу под раскинувшимся над ним тяжелым, ватным небом. Среди этого леса виднелись и озера, уже покрытые коркой льда, и еще бушующие громко ручьи, и многочисленные болота.

Пошел крупный, твердый снег. Иоанн молча стоял, осыпаемый им, жадно осматривая невообразимые дали, в которых была и красота, и смиренное, по-зимнему величественное молчание Русской земли.

Где-то горели деревни, опустошались города, где-то там крики воинов, лязг железа, плач, стенания, едкий запах горящих домов, смрад трупов. Где-то там жестокие татары и нагорные народы, немцы, литвины, шведы, с которыми надлежало бороться. Это все где-то, а здесь все иначе. И даже Иоанн в этих тверских лесах в то мгновение не чувствовал себя царем, а лишь мелкой сошкой.

Внезапно из-за тяжелой, темной тучи прорезались невероятно длинные лучи, и вот уже свет, вспыхнувший в небе, озаряет молчаливый, мрачный, суровый лес, словно покрывает золотистым ковром вершины темных деревьев. Иоанну кажется – в том небесном свете сама Богородица, заступница земли Русской! И он уже отчетливо видит черты ее лица, страдающий, полный скорби и мучительной усталости взгляд… и понял. Не он царь здесь! На Русской земле царь один – это Христос, а Иоанн лишь помазанник его, наместник! И ему, пастырю, страдать за земли эти, ему воевать с другими народами для ее блага, ему сохранять ее единство, веру, все то, что собирали, сохраняли и строили его предки, предки всего народа русского.

И Матерь Божья, окруженная лучами, страдальчески-устало глядит на наместника ее Сына, будто напоминает о тяжелом этапе разрозненности Руси, коего всеми силами нельзя допустить, напоминает и о просьбе Иоанна, когда под Казанью русский лагерь едва не был сметен ураганом, мол, выполнила, дала сил, заступилась! Но это лишь начало! Сколько впереди! И нет времени ждать!