Зиновий Давыдов - Корабельная слободка

По дороге капитан Стаматин заметил на воротах лучших домов в городе новенькие дощечки, а на дощечках — крупные надписи латинскими буквами. Стаматин пытался разобрать, что написано на этих дощечках. И переводчик в сизом сюртучке, все время тершийся около капитана Стаматина, стал ему переводить. Узнал тогда капитан Стаматин, что на дощечке, прибитой к дому городничего Лихошерстова, написано: «Штаб полка шотландских стрелков». И верно: у подъезда, где всегда дремал полицейский десятский Гапоненко, стояли теперь два дюжих молодца в клетчатых юбочках, с голыми коленками, со штуцерами к ноге.

У ворот хорошенького домика вдовы штаб-лекаря Надежды Васильевны Полис ожидали маджары с дровами и сеном. На воротах была дощечка с надписью: «Комиссар 1-й бригады генерала Кемпбела».

Все изменилось за каких-нибудь два часа. Еще утром капитан Стаматин, проходя мимо этого увитого плющом домика, разглядел в открытое окно вдову штаб-лекаря в кисейном платье за всегдашними пяльцами. Теперь вдовы и след простыл. У того же окна сидел какой-то белобрысый бакенбардист в красной расстегнутой куртке. Бакенбардист дымил сигаркой и считал на счетах.

Но больше всего был поражен Стаматин, когда его через плацпарадное место подвели к собственному дому. С кровли дома, который капитан Стаматин выстроил себе двадцать четыре года тому назад, свесилось полосатое, как матрац, полотнище флага. Это был флаг враждебной державы; английский флаг.

И не только флаг заметил капитан Стаматин. Вся площадка перед домом была забита повозками, каретами, открытыми колясками, верховыми лошадьми. А сквозь решетку ограды видны были толпы солдат, по-разному одетых, но одинаково белобрысых, с бульдожьими мордами и лошадиными зубами. По всему двору стояли в козлах ружья и громоздились кучей ранцы. Под ветвистым каштаном, где капитан Стаматин обедал и пил чай, были брошены два латунных барабана с пестрыми перевязями из плетеного гаруса. Какая-то рыжая баба, тоже с лошадиными зубами и с подоткнутым подолом, кричала что-то из дверей кухни, а из кухонной трубы валил синий дым.

Капитан Стаматин подошел к подъезду. Двери были широко раскрыты. По обеим сторонам застыли штуцерники в красных куртках. Английские офицеры, гремя палашами и звякая шпорами, то входили в дом, то выскакивали оттуда как ошпаренные. Они хватали лошадей с устроенной в стороне от дома коновязи и бешено мчались куда-то, будя эхо в обступивших Балаклаву горах.

К дому капитана Стаматина была прислонена лестница, и, взобравшись на нее, два солдата приколачивали к каменной стене большую доску. И на этой доске тоже была надпись. И ее тоже перевел капитану Стаматину услужливый переводчик. «Главная квартира главнокомандующего» — было написано на этой доске.

Капитан Стаматин выбросил ногу и шагнул через парадные двери в прихожую собственного дома. В прихожей, как и утром, как и месяц назад, висела на оленьем роге старенькая офицерская шинель капитана Стаматина, а в углу стояла его трость с резным набалдашником в виде волчьей головы. Но в зале за прихожей все было перевернуто вверх дном: сдвинуты столы, опрокинуты стулья, нагромождены какие-то ящики, исчез диван и унесена с этажерки флейта. Только три предмета остались на месте: стенное зеркало и по обеим сторонам — два портрета. На одном портрете был изображен Суворов в пудреном парике; на другом — Кутузов в фуражке ополченца 1812 года.

Оглядев все это, капитан Стаматин остался стоять посреди зала. Голова у него тряслась, и он чувствовал, что стоячий ворот мундира стал ему тесен. Мимо Стаматина с громом и звоном пробегали английские офицеры. Бросив любопытный взгляд на пленного командира балаклавской роты, они исчезали в дверях, которые вели в коридор. Один из них что-то шепнул переводчику, и тот, тщательно подбирая слова, торжественно возгласил:

— Его милост… э-э-э… главнокомандующий лорд Джеймс-Генри Раглан!

И указал на среднюю дверь между окном и печкой.

Капитан Стаматин выбросил ногу и, сделав несколько шагов, очутился в собственном кабинете.

В кабинете все было на месте. На письменном столе, как всегда, стояла начищенная кирпичом медная чернильница в виде пушчонки на лафетике. Весь подоконник был попрежнему занят цветочными горшками с бальзаминами и душистым горошком. И по стенам на коврах висели те же кинжалы, пистолеты, собачьи арапники и трубки с длинными чубуками. Но в кресле… Но в кресле перед письменным столом… В кресле капитана Стаматина за его письменным столом сидел не капитан Стаматин. Капитан Стаматин остановился в дверях, и по бокам у него стояли конвойные солдаты с красноносым переводчиком. А в кресле за письменным столом сидел пожилой толстяк, бритый, рыхлый, с пустым рукавом, заправленным в карман просторного сюртука.