Зиновий Давыдов - Корабельная слободка

И сотня русских, отбиваясь от двух дивизий противника, покидает люнет.

Медленно, поддерживаемый лейтенантом Колтовским, проезжает Корабельной слободкой адмирал Нахимов. Лицо у него в кровоподтеках, спина нестерпимо ноет и в глазах белый свет мутится. И вдруг губы у Павла Степановича растягиваются в улыбке и подстриженные усы дрожат от смеха.

— Видали, Митрофан Егорович, перебежчика на люнете? — говорит он Колтовскому. — Завел спьяна петрушку: «Je m’en fiche de l’empereur — тьфу!» Прямо в ушах навязло: l’empereur — тьфу! Уморил, стервец!..

Мишук и Жора, ошеломленные вестью о смерти Нахимова, не знали, что предпринять дальше: то ли домой на Северную возвращаться, то ли бежать к Николке на пятый бастион.

— Нахимов! — крикнул вдруг Жора, узнав Павла Степановича в одном из проезжавших мимо всадников. — Живой!

— Как есть живой! — всплеснул руками Мишук. — Павел Степанович живой, живой! — повторял он, взобравшись на кучу мусора. — Павел Степанович…

Нахимов остановил коня. Тут только ребята заметили, что лицо у Павла Степановича в крови, и сюртук на нем разорван, и сидит Павел Степанович в седле, как деревянный.

— Павел Степанович… — продолжал лепетать Мишук уже испуганно. — Кровь…

— Кровь — это пустяки, — сказал Нахимов. — Герои, ну! Вы что здесь забыли?

— Мы не забыли, Павел Степанович, — стал объяснять Мишук, немилосердно теребя свою и без того истрепанную бескозырку. — Мы только на минуточку на пятый бастион хотели…

— Нашли время! Бастион — не ярмарка; бомбы — не пряники. Завечереет скоро; глядишь — ан спать пора.

И, повернувшись к Колтовскому, Нахимов шепнул ему:

— Нет ли у вас, Митрофан Егорович, полтинничка взаймы?

Получив от Колтовского серебряный полтинник, Нахимов крикнул:

— Ну, герои, получай на коврижки! Деньги поровну, по четвертаку на брата; а лови, кто поймает.

Монета блеснула в воздухе, и Мишук поймал ее на лету.

— А теперь домой, — сказал Нахимов, — беглым шагом без остановки; начинай с левой ноги, не оглядывайся: раз-два, марш!

Ребята в точности исполнили команду.

— Есть беглым шагом! — крикнул Мишук.

И, прижав локти, увлекая за собой Жору, Мишук бросился беглым шагом обратно на Павловский мыс.

У дедушки Перепетуя ворота были раскрыты настежь, а во дворе стояли две маджары, запряженные волами. На маджарах были узлы, чемоданы, корзины… Но ребята, выполняя приказ Нахимова, пробежали мимо не останавливаясь. На Павловском мысу они мигом вывели ялик из-под укрытия. Но едва успели отчалить, как на стрелке мыса появился человек.

— Острожники-и! — вопил он, размахивая руками. — Ялик туды-сюды гоняете! Я вас в полицию-у!

На человеке, потрясавшем кулаками и задыхавшемся от ярости, была красная рубаха, а поверх рубахи — грязный фартук. Это он давеча и на Северной стороне бегал по берегу бухты и тоже кричал что-то. А пока ребята отсиживались в Корабельной слободке за кучей мусора и разговаривали потом с Нахимовым, крикун в красной рубахе успел добраться до Павловской батареи на мысу, но опоздал только на одну минуту. До ребят в ялике ему уже было не достать рукой, и он принялся швырять в них камнями, все так же вопя:

— Полиция! Ой, полиция! Десятни-ик!

Но камни все давали недолет, и чем дальше, тем больше, потому что Мишук уже выгребся на середину бухты.

В вопившем человеке Жора узнал мясника Потапова.

— Его ялик, потаповский, — догадался Жора. — Он на нем баранов перевозит. И сено тут в мешке — баранам. Ишь как грозится! Попадись ему теперь — как хватит! Кулачище у него… — молвил Жора с тоской в голосе.

Мишук и сам знал, что кулаки у Потапова, как чугунные ядра; скулу свернут хоть верблюду.

Около Потапова стал уже на Павловском мысу собираться народ: лекари из госпиталя в полотняных халатах, девушка в саржевом платье и белом переднике…

— Должно, Даша, — заметил Мишук.

— Даша, — подтвердил Жора. — С Потаповым, вишь, разговаривает.

Ялик ткнулся в берег, и ребята на тех же катках оттащили его на старое место. Они долго тужились, пока не опрокинули ялик вверх дном. Когда это наконец удалось им, они упрятали под ялик все, что в нем было — весла, катки, ковш, фонарь, сено, — и тем же беглым шагом двинули домой.

— Раз-два, раз-два! — командовал Мишук, бежавший впереди с нахимовским полтинником, зажатым в кулаке. — Левой, левой… Не отставай, Жорка!

Солнце уже село, и все кругом стало серым. Серые казармы, серые шалаши, в которых теперь обитали переселившиеся сюда севастопольцы, и серый мужик огромного роста, который бежал ребятам навстречу.