Зиновий Давыдов - Корабельная слободка

За поворотом все было на месте: большой камень давно врос в землю на добрую половину, а рядом давным-давно вырос здоровенный клен. Но теперь как раз из-под клена и шел этот хруст и храп — то, что заставило Николку так насторожиться. Николка сделал еще шаг и различил под кленом повозку и коня — не коня, но и не быка и не верблюда. В повозке лежал русский матрос и, прикрыв лицо бескозыркой, заливался во все носовые завертки.

Николка от радости ошалел. Вытащив из-за пазухи спичку, он чиркнул ею о приклад карабина.

Повозка, в которой спал матрос, была как в сказке. Николка никогда подобной не видывал. Она вся была снизу доверху выкрашена масляной краской в три колера. За синей полосой шла белая, за белой — красная, а потом снова в том же порядке. Даже спицы в колесах были разноцветные: спица синяя, спица белая, спица красная… И на такой же образец через все колесо. А запряжен был в тележку действительно не конь, и не бык, и не верблюд.

Спичка в руке у Николки догорела, и он зажег новую. То, что было запряжено в тележку, повернуло теперь к Николке голову, и Николка увидел, что это лошадь, однако чем-то смахивающая на осла.

«Да это же мул! — догадался наконец Николка. — Во какой!»

У мула была на лбу трехцветная кокарда, и морда у него была засунута в холщовую торбу. Животное бодро встряхивало головой, набивая себе рот овсом из торбы и перетирая его затем у себя на зубах со смачным хрустом.

Но что тут случилось с мулом? Запах ли серной спички взволновал его или вид шотландского стрелка в полной форме так на него подействовал, но только мул почему-то вдруг перестал жевать, хлестнул хвостом, лягнул в передок повозки и как заревел:

— И-a, и-a, и-а!

Матрос в тележке мгновенно проснулся, смахнул с лица бескозырку, скользнул с повозки наземь… И у Николки горло словно петлей перехватило от неожиданности: перед ним сверкнул Петр Кошка, его лицо с приплюснутым носом, вся его верткая и гибкая фигура… Кошка, увидев в пяти шагах от себя шотландского стрелка с карабином в руках, сделал прыжок, вышиб у Николки из рук карабин, дал ему подножку, и не успел Николка опомниться, как он уже лежал на земле с косынкой во рту, с шапкой, нахлобученной на все лицо, и Кошка вязал его ремнем и веревкой по рукам и ногам.

Николка стал мычать и барахтаться, но Кошка, подняв его с земли, дал ему коленом в зад и швырнул в повозку. Для большей верности Кошка еще приторочил своего пленника веревкой к грядкам повозки и набросил на него мешок. Уложив в повозку Николкин карабин, Кошка снял с мула торбу.

— И-a, и-a, и-а! — закричал снова мул, недовольный тем, что у него отобрали торбу и вдобавок еще суют в рот удила.

— Поговори у меня! — сказал Кошка и щелкнул языком: — Но-о!

Тележка покатилась, подпрыгивая на буграх.

С некоторых пор, еще до того, как ребята отправились в Балаклаву, Кошка во время своих ночных вылазок стал замечать в неприятельском стане, вправо от английских батарей, пестро одетую бабищу, раскатывавшую в цветастой с колокольчиками, с бубенчиками повозке от костра к костру. Волосы у бабы были черны, как вороново крыло. И широка ж она была!.. Кошка как увидел ее из своего укрытия, так чуть не крикнул ей: «Эй, ты… широкая масленица!»

С тех пор Кошка так и называл ее Масленицей.

На Масленице были башмаки с белыми гетрами, красные шаровары, короткая синяя юбка и голубая гусарская куртка, вся расшитая желтыми шелковыми шнурками. Кинжал довольно значительных размеров был прицеплен у Масленицы к поясу, а круглая шляпа со страусовым пером и трехцветной французской кокардой очень ловко сидела у нее на голове.

Чем ближе к неприятельскому бивуаку доводилось подползать Кошке, тем пуще дивился он ухваткам Масленицы и тому, что она проделывала при каждой остановке. Как только эта вооруженная кинжалом баба круто натягивала вожжи и кричала «гг-гг!» [61] Тпру! своему мулу, десяток глоток приветствовал ее радостным криком, десяток фляжек протягивался к ее повозке, десяток рук хлопал ее по могучим плечам. А Масленица, тараторя, как сорока, цедила что-то такое в каждую фляжку из раскрашенного в три колера бочонка, получала деньги, отсчитывала сдачу и, отпустив на прощанье какую-нибудь шутку, дергала вожжи и, причмокивая, катила к следующему костру.

Однажды Кошка подкрался к Масленице на расстояние, не превышавшее тридцати шагов. Он не только услышал, как звенят металлические фляжки, наполняемые из трехцветного бочонка, но уловил даже… уловил запах спиртного. Тогда Кошке стало все ясно.