Игорь Алексеев - На пересечении миров, веков и границ

В тот же вечер мы полетели в Дели с остановкой на дозаправку в Хайдарабаде. Мой коллега, которому Девика гадала, остановил меня на летном поле: Игорь Дмитриевич, она, стерва из ЦРУ! Она знает больше, чем мои кадровики: мои родители из Сибири – дореволюционные политзаключенные. В 24 году их направили в Питер в институт красной профессуры, где я у них и родился накануне выпуска, но зарегистрировали меня уже в Сибири, куда они были распределены. В школу я пошел в Москве, где потом закончил военное училище, аспирантуру, адъюнктуру и докторантуру. О Ленинграде я не упоминал ни в одной анкете!.

С Девикой и Станиславом Николаевичем мы встречались каждый раз, когда я бывал в Индии, и она всегда брала мою левую руку и, ничего не говоря, улыбалась. О нашей последней встрече с ней я расскажу позже.

В Дели на следующий день нам выделили Торгпредский автобус ПАЗ с шофером – сикхом и сопровождающим. Таджмахал произвел неизгладимое впечатление, но, помимо его красот, многократно описанных в различных путеводителях, нам всем запомнилось и небольшое приключение по пути: На одном из перекрестков наш автобус заглох. Несмотря на попытки его перезапустить ничего у нашего сикха не получалось. Наших инженеров залезть в движок он не пускал. Тогда решили запустить ПАЗик с хода, толкнув его. Дружно окружив его, по команде Богомолова расшевелили автобус и, к вящему восторгу рикш, стоянка которых была у этого перекрестка (белые саибы толкали автобус с сикхом – такого в Индии не увидишь!) мы его запустили.

По приезду взял отпуск и защитил диплом в академии.

В 1983 г. на наше Объединение обрушилось несчастье: за какое-то неблаговидное действие руководством советской колонии в США было принято решение о досрочном прекращении командировки В.Крамерова, но он вместе с семьей сбежал от опекавших его сотрудников и запросил политического убежища. У нас начались проверки и, хотя отрицательных последствий не было, люди из ближайшего окружения Крамерова, в том числе и В.Шибаев, были временно отстранены от возможности выезда за границу. Шибаев решил на это время взять сразу несколько неотгуленных отпусков. А помимо работы по подготовке Постановления по коммерческому космосу продолжалась и наша в то время главная работа по экспорту и импорту лицензий. Некоторые подписания предполагались на выезде. Пришлось менять план предстоящих командировок. Себе я оставил запланированную ранее поездку в Норвегию, где мы предполагали подписать экспортное соглашение на разливку алюминия в магнитном поле фирме Норск Гидро, одной из немногих в мире алюминиевых фирм, которая ещё не купила этой нашей лицензии. Как всегда, в задание мне были добавлены переговоры и с другими норвежскими фирмами по тематике нашего Объединения. Получив от нашего посредника – советско-норвежской фирмы Конеисто Норге подтверждение на переговоры мы с Генеральным директором Всесоюзного института легких сплавов Борисом Ивановичем Бондаревым летим в Осло. Там, в ходе встречи с руководством фирмы, узнаем, что на вчерашнем заседании акционеров было принято решение выйти из алюминиевого бизнеса, о чем они весьма сожалеют. Изменив дату вылета на более раннюю, выезжаем в город Ставангер, где были запланированы переговоры с рыболовецкой фирмой. После переговоров фирма пригласила нас в ресторан, где мы увидели , что половина столиков была занята сидящими по одной – по две нарядными девушками и женщинами. Оказалось, что Ставангер – это столица морской нефтедобычи и в этот день производилась смена вахт на морских буровых платформах. Отработавших свою вахту нефтяников вертолетами доставляли в Ставангер, по пути выплачивая заработанные ими деньги. В городе их ожидали не только семьи, но и слетавшиеся сюда со всей Норвегии ночные бабочки, а также и владельцы многочисленных ресторанов и пивных, жаждущие участвовать в дележе нефтяных доходов. Увидев страждущие глаза группами входящих в ресторан нефтяников уже заранее можно было представить себе, что нас ожидает и каково это было в Клондайке в период золотой лихорадки. Наш хозяин стал нас поторапливать уже как только в зале стал подниматься шум, споры из-за женщин. А при первых драках он просто утащил нас из ресторана. Утром из окон своей гостиницы, выходящих на площадь с ресторанами, мы увидели, как оттуда выносили поломанную мебель и ремонтировали разбитые окна и двери.

После моего окончания академии Куракин предложил мне оформиться в длительную командировку в Австрию. Но пока мне оформляли необходимые характеристики, а мы с Ирой проходили требующиеся тогда медицинские осмотры, должность, на которую меня предполагали послать, уже сократили в рамках экономии средств на содержание загранаппарата. Через год заместитель Министра машиностроения для животноводства и кормопроизводства (Минживмаш) Ткачев, который ранее был директором Ростовского-на-Дону института, чью технологию упрочнения почвофрез я продал в Японию, предложил мне также выехать в Австрию, в качестве уполномоченного Минживмаша. Вновь оформление, но когда дела дошли до последней инстанции, вышло распоряжение ЦК, запрещающее кадровым работникам Минвнешторга выезжать за границу в качестве уполномоченных отраслевых Министерств. Пришлось смириться с тем, что Австрия для меня табу. От поступившего из управления кадров предложения выехать торговым советником в одну из африканских стран, как и от предложения Посла СССР в Индии Юлия Михайловича Воронцова принять пост зам. Торгпреда в Индии (с перспективой дальнейшего роста) я отказался из-за медицинских противопоказаний Ире. Не судьба.