Игорь Алексеев - На пересечении миров, веков и границ

Но не прекращается и рутинная текущая работа. В конце 1980 г. Объединение командирует меня в ФРГ среди прочего для проведения заключительных переговоров и подписания контракта с фирмой Вальтер Хунгер. Ранее с этой фирмой было заключено импортное лицензионное соглашение на производство длинномерных гидравлических цилиндров. Господин Хунгер, владелец нескольких ценных патентов, сбежал в ФРГ из ГДР совместно со своим техническим заместителем и на паритетных началах со всемирно известной фирмой Рексрот (Рексрот – деньги, Хунгер – патенты) создал производство в городке Лор-ам-Майн, где распологался Рексрот. Ко времени наших переговоров он выкупил долю Рексрота и стал единоличным владельцем фирмы. О сложностях работы с этим человеком меня предупредили мои коллеги, которые заключали лицензионное соглашение: когда движение по сближению ценовых позиций сторон прекратилось, фирма согласилась с позицией Объединения только тогда, когда наш сотрудник на совместной советско-немецкой фирме Техноунион ГмбХ Володя Деканов на спор простоял на голове без помощи рук пол минуты. Мы в течение одного дня согласовали текстовые условия контракта, а по ценам никак не могли договориться. Наконец я сказал партнеру:

– Вы знаете, что такое плановое хозяйство не хуже меня. Недаром Вы были директором завода в ГДР. Мы подготовили расчеты цены закупаемого оборудования, представили и согласовали их во всех необходимых государственных инстанциях, после чего нам и выделили соответствующую сумму, притом на этот год. Вы не возражаете против лояльности нашего расчета, но, тем не менее, хотите получить больше. Если мы не уложимся в выделенную нам сумму, контракт подписан не будет, а следовательно не будет введено в силу и лицензионное соглашение.

– А есть ли какой-нибудь шанс на увеличение суммы при подписании контракта позже?

– Деньги выделены Госпланом в рублях при подписании контракта и введении лицензионного соглашения в текущем году. На следующий год поручение будет аннулировано – у нас плановое хозяйство. Сегодня 19 декабря. Я назвал Вам предельную сумму исходя из курса рубля и западногерманской марки на сегодня. Я вылетаю 24 декабря, накануне Рождества. Мы можем встретиться 23-го и подписать исходя из курса на тот день. Но Вы можете и потерять.

Господин Хунгер подумал и сообщил, что он решит все 23-го в ходе нашей следующей встречи в Эссене, куда он согласен подъехать. А пока он предложил завершить нашу сегодняшнюю встречу неподалеку в горах в охотничьем ресторане, что мы все с удовольствием и сделали. Когда было прилично выпито за будущую сделку и дружбу между компаниями, Хунгер пристал ко мне, почему мы не выпускаем за границу своих евреев. Пришлось ввязаться в спор:

– Во-первых, я сам наполовину еврей, но нахожусь за границей. Во вторых, чтобы ответить, прошу сказать нам всем, почему Вы ни разу не пустили одного в СССР на технические переговоры своего заместителя, который бежал из ГДР вместе с Вами, а всегда ездили с ним?

– Он слишком много знает и, как увлекающийся человек, мог бы проболтаться о том, что является нашим секретом производства.

– Вот Вы сами и ответили на свой же вопрос: никто не препятствует выезду фотографов, стоматологов, закройщиков и им подобных. Но те, кто слишком много знает, должны подождать, пока не устареют известные им государственные секреты.

Хунгер подумал и поблагодарил за хорошее сравнение и ясный ответ, после чего мы вновь выпили за взаимопонимание. После полуночи мы решили вернуться в гостиницу в Лор-ам-Майн, но оказалось, что это невозможно: горная дорога оказалась полностью завалена снегом, а вызванные службы могли нас высвободить только к утру. Пришлось ночевать. Когда я с сопровождающим меня Борисом Ершовым – советским сотрудником фирмы Техноунион ГмбХ, которую за два года до этого Объединение создало 50 : 50 с известной немецкой компанией Феррошталь АГ, приехали в Торгпредство, Заместитель Торгпреда, отвечающий за безопасность, начал мне выговаривать, что я не имел права вести разговоры на свободные политические темы. Пришлось ему резко ответить, что, я, как член партбюро, сам знаю, что я могу обсуждать, а что нет. Кроме того пришлось посоветовать ему читать мое командировочное задание, высланное загодя, в котором написано: … проводить работу по продвижению миролюбивой политики государства и её разъяснению своим партнерам и не отвлекать меня от работы. В это же время мне позвонил Куракин и, обвинив меня в срыве переговоров с Хунгером, поручил передать всё дело Саше Кудряшову, который в это время был управляющим директором Техноуниона, с тем, чтобы они с Ершовым завершили переговоры, а самому возвращаться в Москву. Докладываю Саше сложившуюся ситуацию, он убеждает Бориса Евгеньевича разрешить мне завершить начатый процесс. Я остаюсь, но настаиваю на запрете Ершову попадаться мне на глаза – провокаторы мне не нужны! Завершив переговоры с другими фирмами, встречаемся в Эссене с Хунгером, которому по его просьбе показываю таблицу официальных курсов валют Центрального Банка СССР: немецкая марка немного подорожала по отношению к рублю, что в пересчете на курс 19-го декабря снизило общую цену 10-миллионного контракта где-то на 12 тыс. марок. Хунгер засмеялся и подписал контракт. Ершову я так и не смог простить предательство и никогда ему полностью не доверял, хотя никогда в дальнейшем этого не показывал, даже когда мы оба стали заместителями Председателя Объединения.