Георг Эберс - Каракалла. Иисус Навин

— Последнего, — отвечала девушка. — Но ведь и Феб — Аполлон управляет своею четверкою коней сам, своими божественными руками.

— А астрономы, — прибавил христианин, — все — таки рассчитывают на несколько лет вперед, по какому пути он будет направлять своих коней в каждую данную минуту. Значит, он менее свободен, чем кто — нибудь, а между тем от него столь многие требуют, чтобы он управлял их делами по собственному усмотрению. Поэтому я считаю солнце только за звезду, подобную другим, и говорю, что нужно почитать не шар, катящийся в небе по определенным, заранее предписанным путям, а того, кто его создал и направляет согласно вечным законам. Мне и без того внушает жалость ваш Аполлон, а с ним вместе и весь сонм олимпийцев, с тех пор как господствует мечта, что посредством формул, жертв и ухищрений магии можно побудить и даже принудить богов и демонов дать отдельному человеку то, к чему стремится его жадное, изменчивое желание.

— Однако же, — вскричала Мелисса, — ты сам говорил мне, что ты молился о моей матери, когда врач не видел уже никакого для нее спасения. Каждый ждет от небожителей для себя какого — нибудь чуда, когда собственная сила оказывается уже недостаточною. Так думают тысячи. В нашем городе тоже люди никогда не были набожнее, чем именно теперь.

— Потому что люди еще никогда не предавались наслаждениям с более диким сумасбродством и вследствие этого никогда не боялись в большей степени мрачного Аида. Великий, прекрасный Зевс веселых греков превратился здесь, на Ниле, в Сераписа и сделался мрачным богом подземного мира. Большинство культов и мистерий, собирающих тысячи поклонников, относится к смерти. Посредством суеты, которою они портят для себя так много часов, они желают проложить себе путь к полям блаженных и, однако же, преграждают его для себя сами вожделениями, которым они предаются. Но теперь время исполнилось, и в новом мире для всего человечества, призванного к более высокой жизни, открывается новый путь; и душа того, кто пойдет по нему, может ожидать смерти, как невеста своего жениха в свадебное утро. Да, я молился моему Богу о твоей умиравшей матери, прелестнейшей и лучшей из женщин. Но я молил Его не о сохранении ее жизни, не о том, чтобы ей, болящей, было дано дольше оставаться между нами, а о том, чтобы для нее открылся другой мир с его великолепием.

Его речь была прервана отрядом вооруженных людей, раздвигавших толпу, чтобы очистить место для прохода быков, обреченных на убиение в храме Сераписа при приближении императора, их было несколько сотен, и у каждого на шее висел венок, а у самых красивых из них, которые открывали шествие, рога были позолочены.

Когда дорога снова была свободна, Андреас указал своей спутнице на быков и шепнул ей:

— Там прольется кровь в честь будущего бога Каракаллы. Однажды на арене он своими собственными императорскими руками убил сотню кабанов. Но, девушка, когда время исполнится, тогда уже не будет более пролития невинной крови. Ты с жаром говорила сейчас о величии римской империи. Но… подобно разным фруктовым деревьям в наших садах, которые мы утучнили кровью, она сделалась великою посредством крови, посредством жизненного сока порабощенных. Эта самая гордая из всех империй всем, что в ней есть наилучшего, обязана убийству и грабежу; но теперь… теперь для ненасытного Рима выросла из его грехов быстрая погибель.

— И если твое зрение не обманывает тебя и варвары уничтожат войска цезаря, что тогда? — спросила Мелисса и тревожно посмотрела на возбужденного собеседника.

— Тогда мы поблагодарим их, — вскричал с сияющими глазами Андреас, — за то, что они помогли разрушению гнилого дома!

— А если это будет так, — тревожно воскликнула девушка, — то с этим вместе рухнет все! Что есть в мире, чем бы можно было заменить Рим? Если империя попадет в руки варваров, то Рим будет опустошен, а с ним и множество провинций, процветающих под его охраной.

— Тогда, — отвечал Андреас, — начнется царствование духа, где будут господствовать мир и любовь, вместо вражды, убийства и войны. Тогда будет один пастух и одно стадо.

— И не будет больше рабов? — спросила Мелисса с возрастающим изумлением.

— Ни одного! — вскричал ее собеседник, и строгие черты его лица засияли каким — то светлым одушевлением. — Свободен будет каждый, и все будут связаны до единого любовью посредством нашего Искупителя.

Девушка тихо покачала головою. Андреас понял, что происходит с ней, и, заглядывая ей в глаза, продолжал: