Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

Когда подъезжали к пристани, отец взял меня за руку.

— Нервничаешь?

— Боже мой! — сказала мама. — Этот корабль совсем не так велик, Жозеф.

— Пересядем на другой, побольше, в Сан-Доминго. — Отец, как молодой, спрыгнул на пристань и опустил металлическую ступеньку кареты.

— Корабль и эскорт. — Дядя Ташер важно поправил шляпу, ибо теперь он был начальником порта. Подав маме руку, он помог ей выйти из кареты. — Нападение англичан вам будет нипочем.

Сильвестр остановил открытый фургон с Да Гертрудой и Мими позади нас. Наши сундуки погрузили в гребную лодку, и вдруг все стали прощаться.

— Пришли мне куклу! — потребовала Манет, крепко обнимая меня за талию.

Я поцеловала ее милое, заплаканное лицо.

— Будешь писать?

Мама взяла меня за руки.

— Не забывай чистить под ногтями.

— Мама!

Она положила руку мне на плечо.

— Будешь умницей?

Я, боясь заплакать, обняла ее.

Мими и отец уже сидели в маленькой пассажирской шлюпке. Отец крикнул, чтобы я поторопилась.

Тут Да Гертруда заключила меня в свои объятия:

— Дитя мое!

Я тоже заплакала, расцеловала ее и высвободилась. Бородатый моряк помог мне сесть в шлюпку, а отец подал мне свой платок. Мими казалась испуганной. Мы отчалили. Все махали платками и посылали воздушные поцелуи.

Я оглянулась. Да Гертруда упала на колени и молилась. Мама стояла, прижав руки к груди. Только Манет и Сильвестр еще долго махали нам на прощанье.

Вторник, 12 октября 1779 года, Брест, Франция

Когда я спускалась на набережную, колени у меня дрожали. Чтобы устоять на ногах, пришлось опереться на руку Мими. Только сейчас я осознала, до чего боялась, что мы так и не уедем с Мартиники.

И вот мы во Франции. Столько здесь людей, лошадей, карет! Носильщик с поклажей на голове рявкнул на нас, чтобы мы шевелились. Торговец газетами хрипло кричал, размахивая своим товаром. Все эти белолицые люди, снующие туда-сюда, выкрикивающие непонятные слова, казались мне в высшей степени странными.

Капитан и флаг-лейтенант [17] «Адъютант» капитана. помогли сойти отцу, который за время путешествия так ослабел, что едва мог передвигаться. Корабельный врач давал ему сироп адиантума [18] Вид папоротника. с бренди, но и это не помогало.

Я спросила раскрашенную даму, стоявшую возле своих сундуков, где можно нанять экипаж, но она только посмотрела на меня и не ответила.

— Она не понимает ваш диалект, — объяснил капитан, усаживая отца на ящик.

Он остановил проезжавший экипаж, а затем помог нам устроиться в гостинице и даже послал весточку тете Дезире о нашем прибытии. По его словам, она сможет прибыть сюда в лучшем случае дней через десять.

Сначала мы пробовали остановиться в отеле «Дю Монарк», в просторном светлом номере с канделябрами, коврами и буфетом, где были выставлены несколько блюд. Нас провели в гостиную, где возле камина стояла дама в таком широком кринолине, что я поразилась, как ей удалось пройти в дверь.

Мы уже собирались располагаться, но тут отец, которого усадили на стул, зашелся кашлем, и хозяин гостиницы испуганно отодвинулся и сказал, что мы не сможем у него остаться. Капитан, который не привык сдерживать свой нрав, начал возмущаться, но я уверила его, что мы и сами предпочли бы остановиться в другом месте. И вот мы в отеле «Грав», здесь чистенько и уютно, хоть далеко не так роскошно, как в отеле «Дю Монарк».

Мы с отцом занимаем по комнате на втором этаже, окнами на улицу. Мими поселили возле конюшни и уборных. Я сказала владелице гостиницы, мадам Миньон Лоди-Кларьон, довольно сердитой и худой как палка, что я хочу, чтобы Мими была со мной, что ночью отцу может потребоваться ее помощь, но мадам не уступила.

— Мальчик приведет ее, если потребуется, — довольно резко ответила она.

Устроив отца, я первым делом спросила, как бы мне принять ванну. Мадам распорядилась принести мне таз горячей воды и мыло из Яффы. Садиться в ванну небезопасно, объяснила она, можно подхватить бог весть что. Я помылась, как могла.

Когда ко мне пришла бедная Мими, от нее пахло, как от коровы в хлеву. Я позволила ей вымыться моей водой, затем мы выстирали в ней мелкие детали нашего туалета и развесили их на стульях перед жаровней с древесным углем. Но тут так холодно и сыро, что, боюсь, выстиранные вещи не высохнут никогда.

В тот же день, вечером

Все постояльцы гостиницы едят вместе. Я спустилась в столовую без отца. Мне подали голову трески с креветками и устрицами, затем баранину, яйца и жареного угря, который мне не понравился, но я все равно его съела, из вежливости. После еды мужчина, сидевший за столом напротив меня, стал тереть зубы губкой и скребком. Я подумала, что так здесь принято, но другие постояльцы так не делали. Потом он спросил себе ночной горшок, и я торопливо ушла.