Саймон Скэрроу - Римский орел. Орел-завоеватель

— Как удобно.

— Еще бы.

Катон глянул на уминавшего рыбу карфагенянина и задумался о том, как этот человек, с его столь высоким, но мало что значащим для римской армии происхождением, чувствует себя среди римлян? И вообще, насколько способны люди приспосабливаться к обстоятельствам?

— Нис, — промолвил он, — а каково это, быть карфагенянином на римской службе? Учитывая историю отношений наших народов.

Нис на время прекратил жевать:

— Каково это? Кое-кто дня три назад уже задавал мне такой же вопрос. Большую часть времени я слишком занят, чтобы задумываться о чем-то подобном. В конце концов, Пунические войны остались в далеком прошлом. В столь далеком, что они, кажется, уже не имеют ко мне отношения. Нынче моя родина входит в состав империи, и это мир, в котором я родился и в котором живу. Возьмем хотя бы римскую армию: она так называется, но в какой степени она «римская»? Посмотри, сколько народов служит теперь под сенью орлов. Если считать и вспомогательные части, то в римской армии представлены все племена империи, а ведь многие из них когда-то тоже воевали с Римом. Теперь мы все неразрывно с ним связаны, но все же порой я задумываюсь… — Нис помолчал, вперив долгий взгляд в тлеющие угольки. — Порой я задумываюсь, а не слишком ли многое уступили мы Риму?

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Макрон, не переставая с аппетитом поглощать рыбу.

— Сам точно не знаю. Просто, где бы я ни был, даже на самых отдаленных задворках империи, короче — всюду, куда добрались римские солдаты, мне встречалось одно и то же. Римские постройки, римские дороги, римские пьесы, поставленные в римских театрах, римские история и поэзия в библиотеках, римская одежда на улицах и римские слова на устах людей, которые в жизни не видели и не увидят Рима.

— Ну и что тут дурного? — пожал плечами Макрон. — Разве все туземное было лучше римского?

— Не знаю, — честно признался Нис. — Вряд ли лучше, скорее просто другим. А различия как раз и имеют значение.

— Но именно различия и приводят к войнам, — сказал Катон.

— Вовсе не обязательно. По мне, так гораздо чаще причины войн коренятся именно в сходстве между правителями разных стран, в идентичности их целей и устремлений. Все они желают одного и того же — укрепления и расширения власти, приумножения своих богатств и обретения славы. Всем им хочется восторжествовать над соседями и войти тем самым в историю. Возьми хоть Цезаря, хоть Ганнибала, хоть Александра, хоть Ксеркса — всюду одно и то же. А ведь войны затевают именно эти люди, а отнюдь не народы. Народы, при всех их различиях, слишком озабочены видами на урожай и приплод скота. Целость жилищ, запасы снеди, верность жен и здоровье детей — вот что заботит простых людей по всей империи и за ее пределами. Война не служит их целям. Им ее навязывают.

— Чушь собачья! — сплюнул Макрон. — Я никакой не правитель, а простой человек, но война вполне служит моим целям. В армию я вступил добровольно, никто меня не заставлял. Другое дело, что, не стань я солдатом, мне сейчас пришлось бы помогать отцу, еле сводящему концы с концами. Между тем еще несколько хороших кампаний, и я, выйдя в отставку, смогу уже не беспокоиться о будущем. То же самое относится и к Катону.

Макрон сопроводил свои слова хмурым взглядом, но потом, удовлетворившись сказанным, принялся доедать рыбу.

Катон смущенно кивнул и постарался придать беседе новое направление:

— Может быть, причина войн и коренится в тщеславии правителей, но войны, которые ведет Рим, оправданы последующим установлением мира и благоденствия. Взять, например, Галлию — какие перемены произошли в этой стране после ее присоединения к Риму. Там, где беспрерывно враждовали между собой мелкие племена, ныне воцарился порядок. Разве это не служит интересам галлов в той же мере, что и интересам римлян? Миссия Рима как раз и состоит в расширении границ цивилизации.

Нис печально покачал головой:

— Да, большинству римлян хотелось бы думать именно так. Однако многие другие народы имеют наглость считать себя не менее цивилизованными, чем римляне, только к понятию «цивилизация» они подходят со своими мерками.

— Нис, старина, — заговорил Макрон увещевающим тоном, — уж я-то на своем солдатском веку повидал немало этих так называемых «цивилизаций» и точно скажу, что ни одна из них не лучше римской. Чужеземцам нечему нас учить, и чем скорее они, вот как ты, признают благое значение миссии Рима, тем лучше для них же.