Саймон Скэрроу - Римский орел. Орел-завоеватель

— Туда. — Макрон указал на табурет, придвинутый к большому столу, и Катон сел на него, а центурион опустился на стул.

— Выпьешь? — спросил Макрон снимая с полки две чаши. — У меня неплохое винцо.

— Благодарю, командир.

Макрон наполнил чаши и откинулся на спинку стула. За день он уже успел приложиться к заветной баклажке не раз и потому пребывал в отличнейшем настроении. Опыт, правда, ему подсказывал, что хорошее настроение вечером — это завтрашнее похмелье, но, похоже, богам вина и богам здравомыслия никогда не дано столковаться.

— Пей, сынок, и послушай меня. Раз уж ты оптион, тебе нужно чем-нибудь этаким заниматься. Для начала я хочу поручить тебе помочь Пизону с бумагами. Если поставить тебя перед строем, ребята со смеху лопнут. Конечно, по званию ты выше их, но, надеюсь, сам понимаешь, что до командования еще не дорос. Согласен?

— Так точно, командир.

— Со временем, когда ты обучишься… тогда поглядим. Но сейчас в любом случае мне нужен не строевой помощник, а толковый писец. Утром Пизон покажет тебе, что тут к чему, а после муштры ты приступишь.

— Да, командир.

— Ну а сейчас тебе не помешает поспать. Можешь идти.

— Благодарю, командир.

— И… ты это… ну, в общем, не кисни. Человек так устроен, что везде приживается. Не давай себе слабины, и все устаканится.

— Есть не давать себе слабины, командир.

Время для новобранцев теперь полетело с ужасающей быстротой. Казалось, что сутки просто не могут вместить в себя все, что требовала от них армейская жизнь, а положение Катона осложнялось, помимо постоянных придирок Бестии, еще и тем, что после выматывающей все силы муштры он попадал под начало Пизона. А ведь ему, как и всем новичкам, приходилось ухаживать за своей амуницией. У Бестии были глаза орла, мгновенно замечавшие любое пятнышко грязи, порванный ремешок или разболтанное крепление. Для провинившегося это кончалось или нарядом на изнурительные работы, или тесным знакомством с тростью отца-командира. Как вскоре понял Катон, обращение с ней являлось своего рода искусством: хитрость тут состояла в том, чтобы причинить разгильдяю сильнейшую боль, но не нанести при том мало-мальски серьезных увечий. Бестия с новобранцами безусловно не нежничал, но и не собирался превращать их в калек. Он нещадно лупил «долбаных недоносков», однако ни разу никому ничего не сломал и не выбил. Катон старался не попадать ему под руку, но однажды все-таки оплошал: забыл застегнуть ремешок своего шлема. Центурион в ярости налетел на него и сорвал шлем с его головы, чуть не оторвав заодно и ухо.

— Вот что случится с тобой в бою, тупой олух! — проорал он ему в лицо. — Какой-нибудь хренов германец сшибет с тебя твой гребаный шлем и раскроит мечом черепушку. Ты этого хочешь?

— Никак нет, командир!

— Лично мне наплевать, что с тобой станется. Но я не допущу, чтобы деньги римских граждан, честно платящих налоги, расходовались впустую только потому, что в армию попадают такие ленивые, бестолковые ублюдки, как ты. Конечно, одного остолопа легко заменить другим, потеря невелика, но убитый солдат — это еще и пропавшее снаряжение, а оружие и доспехи стоят немало монет.

Прежде чем Катон успел собраться с ответом, Бестия размахнулся и хлестко ударил его по плечу. Рука вмиг онемела, пальцы разжались, плетеный щит упал на землю.

— В следующий раз, когда ты забудешь застегнуть шлем, я приложусь к твоей набитой дерьмом башке! Ясно?

— Так точно, командир! — выдохнул Катон.

Каждое утро, по сигналу оглашавшей своим пением всю округу трубы, новобранцы вскакивали, одевались и выбегали на плац. После утреннего осмотра следовал завтрак, состоявший из каши, хлеба и вина, разливавшегося по плошкам недовольным столь ранним подъемом дежурным. После завтрака начиналась муштра. Вбив в солдат навык принимать стойки «смирно» и «вольно», десятники принялись отрабатывать с ними повороты налево, направо, кругом, затем перешли к более сложным маневрам. Бестиева трость не знала отдыха, зато новички научились довольно сносно смыкать и размыкать в движении строй, разворачиваться из колонны в фалангу и, наоборот, выстраиваться боевым клином или сбиваться в единое целое, прикрываясь щитами.

После обеда легче не становилось — начиналась тренировка выносливости, включавшая в себя длительные марш-броски. Новобранцев в полном снаряжении гоняли вокруг лагеря, раз за разом наращивая темп. Бестия заводил колонну в ворота, лишь когда стены крепости начинали подергиваться быстро темнеющей мглой. Поначалу многие сбивались с ноги, отставали, а то и просто падали в грязь, но командирская трость возвращала им бодрость, и они снова вливались в ряды сотоварищей, чтобы продолжить изнурительный бег.