Саймон Скэрроу - Римский орел. Орел-завоеватель

— Назад! — заорал декурион. — Уложить их на землю!

Кавалеристы принудили пленников опуститься на землю, но вождь бриттов своего шанса не упустил. Толкнув Вителлия на декуриона так, что оба они свалились, он взлетел на коня, пригнулся и, ударив пятками в бока животного, во весь опор помчался по тропе. К тому времени, когда декурион снова поднялся на ноги, бритт скрылся за поворотом, откуда теперь доносился лишь стихающий перестук копыт. Остальные бритты разразились радостными криками.

— Заткнуть им глотки! — проревел декурион, помогая Вителлию подняться на ноги.

Трибун казался потрясенным и напуганным, но особых повреждений не получил.

— Все в порядке, командир?

— Для него или для меня? — с горечью отозвался Вителлий.

Декуриону хватило ума не отвечать.

— Хочешь, чтобы я отрядил за ним погоню, командир?

— Нет. Бесполезно. Темно ведь, а он наверняка знает тут каждый куст. Да и о других пленных подумать надо — нельзя ослаблять охрану. Нет, боюсь, этого негодяя уже не поймать.

— Может быть, он наткнется на кого-то из наших, — с надеждой сказал декурион.

— Сомневаюсь.

— Жаль твоего коня, командир.

— Да, он был одним из лучших моих скакунов. И все же, декурион, за меня особенно не беспокойся. Я пока воспользуюсь твоей лошадью. До возвращения в лагерь.

Макрон…

Катон старался избегать каких-либо мыслей о судьбе центуриона. Скорее всего, Макрон погиб. Пиракс погиб. Многие из его товарищей по шестой центурии погибли. Но с мыслью о том, что Макрон лежит, холодный и неподвижный, где-то в болотах, смириться было невозможно. Хотя трезвая, логическая часть его сознания постоянно твердила ему, что Макрон никаким образом не мог избежать смерти, Катон ловил себя на том, что пытается измыслить какие-нибудь варианты его спасения. Может, он ранен, лежит где-то там без сознания, беспомощный, ждет, что товарищи придут и найдут его. А может, его взяли в плен. Но тут перед мысленным взором Катона предстали тела зверски перебитых батавов. Нет, бритты пленных, увы, не берут и пощады не знают.

Оптион сел, положил руки на колени и обвел взглядом спящую вокруг центурию, точнее, то, что от нее осталось. Из восьмидесяти легионеров, высадившихся на острове с началом вторжения, в строю оставалось всего тридцать шесть человек. Еще дюжина валяется в лазарете и вернется к своим обязанностям не раньше чем через несколько недель. А это значило, что за последние десять дней центурия только убитыми потеряла более тридцати человек.

На данный момент, пока шестая центурия не будет слита с другой или пополнена до штатной численности, Катон исполнял обязанности центуриона. И при том и при другом исходе командовать ему предстояло не больше нескольких дней. Что, честно говоря, его только радовало, однако к облегчению при мысли о скорой передаче ответственности примешивался и стыд. Хотя он и чувствовал, что за последний год основательно повзрослел, оказалось, что развить в себе те особые качества, которые делают человека настоящим командиром, ему все же не удалось в той степени, чтобы стать полноценной заменой Макрону. Он знал, что легионеры придерживаются того же мнения. Нет, звание оптиона пока для него потолок, ну а раз ему довелось временно прыгнуть выше, то надо бы постараться выполнять свалившиеся ему на голову командирские обязанности как можно лучше, равняясь во всем на Макрона.

Несколько ранее, в ту ночь, когда Катон и его маленькая флотилия причалили к берегу, они всполошили часовых, никак не ожидавших появления римлян со стороны реки. Катон, однако, предвидел такую реакцию и на угрожающий оклик отозвался мгновенно, громко и четко. После того как перемазанные в грязи солдаты выбрались на глинистый берег и наконец оказались в расположении легиона, Катона препроводили в штабной шатер для отчета.

Огни ламп и маленьких костров отмечали, где находится штаб, в то время как повсюду вокруг на земле темнели очертания спящих солдат. Катона провели в то отделение шатра, где за длинными раскладными столами корпели над документами легионные писцы. Один из них поманил его, и Катон шагнул вперед.

— Подразделение?

Писец поднял голову от стола, перо застыло над чернильницей.

— Шестая центурия, четвертая когорта.

— А! Макронова команда. А сам-то он где?

— Не могу знать. Где-то там, в болоте.

— Что случилось?

Катон попытался объяснить произошедшее так, чтобы участь Макрона оставалась неясной, но писец, глядя на стоявшего перед ним юношу, лишь печально покачал головой: