Марина Аэзида - Хасинто. Книга 1

— Здоровья тебе, Хастинто. Пусть тело станет сильнее, а ум — тверже.

— Обещаю не забыть твою поддержку. Отплачу тем же.

Ибн Якуб, слава Пресвятой Деве, вроде бы не уловил в обоюдных любезностях яда и насмешки.

— Не будем медлить, — сказал он. — Идите за мной, юный идальго.

Лекарь отворил дверь в дом. Точнее, это Хасинто подумал, что в дом. На самом деле, миновав длинный коридор, они вышли на подворье. Здесь отцветали яблони, благоухали каштаны; поодаль торчал крошечный сарай, но оттуда не доносилось кудахтанья кур, блеяния овец и других звуков, издаваемых птицами или скотиной. Оно и понятно: знатному рыцарю, хоть он и сарацин, позорно заниматься крестьянским трудом. Слуг же у ибн Якуба не было.

Самого дома Хасинто не увидел, пока не догадался обернуться. Окна и двери, ведущие в него, находились за спиной: войти можно было только с этой стороны. То-то он удивлялся, что снаружи глухие стены. Даже решил, будто мавр предпочитает свет ламп и свечей свету дня. Теперь-то ясно: длинный коридор — это всего лишь арочный туннель, делящий жилье на две части и выходящий на подворье.

Похожие дома были в Толедо, но те остались от сарацинов. Здесь же, на севере страны, такой смотрелся странно. Не иначе, ибн Якуб сам его построил: христиане строят иначе.

— Вы сами построили дом?

— Не совсем. Его даровал дон Иньиго. Я говорил ему: моей жене нельзя быть в замке, среди мужчин. Сеньор оказался милостив и понял мои слова. Хотя, признаюсь, сначала я не слишком на это надеялся… — Он посмотрел вниз, потом нагнулся, и Хасинто заметил кота — тот с таким усердием терся о ноги лекаря, будто собирался сбросить шкуру. Ибн Якуб заулыбался, приласкал его, а выпрямившись, снова посмотрел на Хасинто. — До меня в доме жили некоторые из стражников, но сеньор переселил их в другой. Потом позволил мне кое-что здесь перестроить. Конечно, в одиночку я бы не справился, но господин отправил на помощь своих рабов… вернее, крестьян. Мы заложили окна с той стороны, с этой же сделали дополнительную дверь. Сложнее всего было разбить дом на две части. Пришлось сначала разобрать часть стены, а потом… — ибн Якуб осекся. Похоже, заметил скуку на лице Хасинто. — Ладно, вам вряд ли интересно об этом слушать. Я только добавлю: вам повезло с сеньором, юный идальго. Он благородный и мудрый.

— Благородный, да. А мудрый почему? Ну, то есть мудрый, понятно. Просто… — он замялся и умолк.

Все-таки выселять христиан из дома ради неверного ничуть не мудро!

— Ну как же… — Ибн Якуб отошел, оторвал лист яблони и, растерев в пальцах, выбросил. — Он сделал врага почти союзником. Даже если милостью Всевышнего я вернусь на родину, даже если буду сражаться против воинов Леона-Кастильи — на Иньиго Рамиреса никогда не подниму руку. Да и здесь, сейчас… Если бы он обращался со мной, как с пленником и рабом, я бы скрыл изрядную долю своих знаний. Однако амир не делал различий между мною и своими подданными. И я благодарен, что он не заставил меня предать веру. Хотя мог. В этих краях многих чужеземцев крестят насильно.

И правильно делают! — хотел воскликнуть Хасинто, но вовремя прикусил язык. Незачем ссориться с мавром. Сеньор его ценит, да и ему лекарь помог, когда рука болела.

— Понятно.

На самом деле, ничего не понятно! Да, Иньиго Рамирес заполучил хорошего врачевателя. Но стоит ли это души и посмертия? Ведь сеньору придется отвечать перед Божьим судом за то, что пригрел язычника.

Ибн Якуб махнул рукой, подзывая Хасинто, и двинулся к дому.

— Добро пожаловать.

Он распахнул правую от прохода дверь. Значит, левая вела к его жене. Постарался лекарь: такой маленький дом все же разделил на две части, как у них, у сарацинов, положено.

Комната ибн Якуба выглядела странно: здесь не было ни стола, ни скамеек, ни табуретов. На полках возле стены лежали книги: свитки и кодексы. Почитать бы! Но просить у мавра стеснительно, к тому же многие из них, если не все, наверняка написаны по-сарацински.

На толстом сером сукне, застилающем пол, были разбросаны подушки и торчали несколько цветастых валиков. Ибн Якуб опустился на один из них, а второй придвинул к себе и, кивнув на него, сказал:

— Садитесь.

Хасинто послушался.

— Ну, что с вами приключилось, юный идальго? В чем хворь?

— Ни в чем. Я бы не стал вас беспокоить, но дон Иньиго велел.

— Разве просто так ему показалось, что вы захворали?

— Нет… Наверное, нет. Он потрогал мой лоб, сказал, что горячий.

Ну не рассказывать же мавру, как дурно Хасинто сражался и как опозорился!