Олег Велесов - Гражданская рапсодия. Сломанные души

Шинель притягивала, отказаться от неё не хватало сил. Стоило представить, как она ложиться на плечи, сразу становилось тепло, и было не жалко отдать последнее. Толкачёв потянулся к карману, где лежал орден. Бог с ним, шинель сейчас нужнее.

Двери вокзала распахнулись и на улицу вышли солдаты. Толкачёв затаил дыхание. Солдаты конвоировали двоих офицеров. Капитан и подполковник. Лица бледные и растерянные. Подполковник споткнулся о порог и едва не упал.

— Господа, господа, подождите…

— Кончились господа. Давай, топай.

Подполковник водил глазами по суетившимся вокруг людям, словно силился понять, почему всё это происходит с ним, а не с ними, и шептал:

— Это же неправильно… неправильно…

А люди шли мимо, словно ничего не понимали, или не хотели понимать, а может и в самом деле не понимали, и уж точно не хотели стоять рядом с этими двумя офицерами, смотреть по сторонам и силиться понять, почему это происходит с ними.

Долговязый конвоир ударил подполковника прикладом в спину, он снова едва не упал, но уцепился за плечо капитана, устоял. Конопатый метнулся к старшему конвоя.

— Фомин, куда ведёте?

— Та за церкву, — лениво протянул старший.

— За церкву? Ну так я после подойду? По три червонца за каждого, нормально?

— Та нормально. Только поспешай, желающих уже понабралось, — и прикрикнул на подполковника. — А ну шагай. Нечто нам с тобою до утра тут дурковать? Там и другие ждут.

— И шинели пусть снимут. Слышь, Фомин? И сапоги тоже, — засуетился конопатый. — А то потом с их стаскивать — мороки не оберёшься.

— Та сымут. Велю — и сымут.

Конопатый вернулся к мосткам, усмехнулся, глядя Толкачёву в глаза.

— Ну, чего надумал?

Толкачёв почувствовал дрожь в пальцах, в душе назрел и потянулся наружу протест. Вот они новые веянья, новая власть… Захотелось крикнуть: что же вы делаете! Но понимание собственной беспомощности перед вооружёнными солдатами затыкало этот крик, и только стыд отражался на лице красными пятнами. Но от стыда нет никакой пользы. Толкачёв сжал зубы и представил, как путейцы сдирают с тел расстрелянных эти шинели, эти сапоги, и по утру несут их на вокзал. И если сейчас он надумает, то на следующей станции, его, скорее всего, поведут под таким же конвоем, а потом эту самую шинель уже другие путейцы будут раскладывать на других мостках. И другой человек будет, как и он сейчас, стоять над ней и думать: купить, не купить. А потом история повторится вновь.

Толкачёв закашлялся, подавившись своим откровением. Какой путь проделала эта шинель, на скольких мостках побывала?

— Нет, — отказался он. — Дорого.

— Ну, гляди, — конопатый вздохнул разочарованно.

— Правильно поступили, — услышал Толкачёв тихий голос.

У выхода на перрон остановился невысокого роста мужчина. На вид ему было под шестьдесят. Редкие седые волосы зачёсаны назад, щёки на скулах провисли и казались дряблыми, уголки губ опали. Но глаза были живыми — немного уставшими и поблекшими, но живыми. В левой руке он держал большой латунный чайник с кипятком, а правую заложил за лацкан чёрного пальто.

— Позвольте представиться, — сказал он всё так же негромко. — Липатников Алексей Гаврилович, бывший подполковник, бывший армейский интендант.

— Почему же бывший? — Толкачёву стало неприятно это слово.

— Ну как же, все мы нынче немного бывшие.

— Я себя бывшим не считаю.

— Почему же тогда на вас гражданский плащ?

— На то есть обстоятельства.

— Поверьте, таковые обстоятельства сейчас у всех. Да-с. Ладно, я совсем не то хотел сказать. Я полагаю, мы с вами попутчики?

Толкачёв кивнул.

— В каком вагоне едете?

— В последнем.

— А мы, стало быть, во втором. У нас печку топят. Правда, только на ночь, но хотя бы спать теплее. Покупаем вскладчину дрова у машиниста и греемся. Мест свободных нет, но если желаете… Для вас, думаю, мы бы потеснились.

Предложение было более чем щедрое. Чайник с кипятком в руке Липатникова и упоминание о печке вызывали желание немедленно согласиться и идти за этим человеком, куда бы он ни направился. И всё же Толкачёв сказал:

— Вы меня совсем не знаете.

— Вот и познакомимся. Вы до Ростова?

— До Новочеркасска.

— К генералу Алексееву?

Толкачёв промолчал.

— Что ж, ступайте, стало быть, за мной.

Станционная бригада закончила погрузку дров, и машинист дал предупредительный гудок. Липатников прибавил шаг. К нему ринулась худая бабёнка с чугунком, но Липатников так замахал на неё свободной рукой, что бабёнка в испуге шарахнулась прочь. Толкачёв тоже прибавил шаг, чтобы не отстать и не потерять нового знакомого в толпе спешащих к вагонам пассажиров.