Элизабет Гиффорд - Добрый доктор из Варшавы [litres]

– Нет, Миша. Я без тебя не поеду.

– Дорогая, другого пути нет. Ты же знаешь не хуже меня, что, если я пойду с вами, Марьянек будет в опасности. У нас нет выбора.

– Миша прав. К сожалению, по-другому никак, София, – добавляет Кристина.

– Обещаю, я приеду к вам, как только смогу. Но сначала нам понадобятся документы. Достоверные и неопровержимые документы.

– Можно попросить профессора Котарбинского, – предлагает София бесцветным голосом. – Если сможем передать ему сообщение. Он присылает мне книги, чтобы я продолжала учебу и здесь. Думаю, он сможет помочь нам получить польские документы и, возможно, даже где-нибудь остановиться.

На следующий день по дороге к Софии Миша встречает друга. Тот сообщает ему новость, которая обрушивается на него, как удар молота. Подполье отправило белокурого мальчика по имени Залмен Фридрих, чтобы тот проследовал за поездами до станции Малкиния и узнал, куда они направляются.

Местные жители отвели Залмена к двум мужчинам, которых они прятали, сбежавшим из Треблинки. Накануне, обнаженные, покрытые синяками, они появились на деревенской площади и рассказали об ужасах, творящихся в лагере. Людей с поездов кнутами сгоняют к воротам и приказывают раздеться якобы для принятия душа перед размещением в бараках. Но в душевые блоки вместо воды пускают угарный газ – и люди умирают, умирают медленно, более двадцати минут.

Тела складывают в груды, и они лежат, пока их не закопают в глубоких карьерах. Горы чемоданов и вещей на сортировочной площадке высятся над забором.

– Тех, кто сел в эти поезда, мы больше не увидим, – говорит друг.

Миша идет к дому Софии. Известие давит на него, словно тяжкий груз, от которого подкашиваются ноги. Ему придется принести страшную весть Софии, его губы прошепчут убийственные, испепеляющие душу слова. Слезы застилают ему глаза, он не видит дороги. Теперь он понимает со всей ясностью, что должен вытащить Софию из гетто как можно скорее.

Наконец через подкупленного полицейского приходит ответ от Котарбинского. София открывает письмо. Внутри – детали биографии польки-католички Софьи Домбровой, родившейся в 1920 году. Теперь у них есть имя одной польской женщины нужного возраста. Назвавшись этим именем, София может пойти в церковь и попросить повторно выдать ей арийские документы, сказав, что старые пропали во время бомбежки.

Собрав все свое мужество, София и Кристина приходят в малое гетто к отцу Годлевскому в храм Всех Святых. Со страхом пересекают они безлюдную площадь Гжибовского и входят в мрачную, поврежденную бомбой церковь. Под сводчатыми арками лежат тени. В дальнем конце храма мерцает свеча. Священник в ризнице.

– Мое свидетельство о рождении пропало во время бомбежки, – говорит она отцу Годлевскому. – Если бы вы могли сделать мне дубликат…

Он открывает приходскую книгу, будто не сомневается в рассказанной истории. Просматривая список имен в поиске Софьи Домбровой, он пододвигает журнал так, чтобы девушки хорошо видели страницы. Он медленно поворачивает каждую, давая возможность Кристине найти кого-нибудь с похожим именем и подходящей датой рождения, чтобы и она могла попросить копию якобы утерянного арийского свидетельства о рождении.

Она замечает одно такое.

– А я Кристина Колвальска, – быстро говорит она. – Не могли бы вы и мне выписать новое свидетельство?

Священник кивает и продолжает просматривать списки, читая имена вслух, как бы думая о чем-то своем. Таким образом он дарит им новые имена, чтобы они передали их другим девушкам и они также смогли бы обратиться к нему за получением арийских документов.

София наблюдает, как священник выписывает ей новое свидетельство. От таких перемен у нее кружится голова, прямо сейчас София Розенталь-Вассерман, восемнадцатого года рождения, превращается в Софью Домброву, родившуюся в 1920 году.

– Теперь я на два года моложе, – говорит София, когда они выходят из церкви. – Только что потеряла целых два года своей жизни.

Малое гетто опустело, всем было приказано выехать к десятому числу. Они на мгновение останавливаются у воронки от взрыва рядом с церковью. Когда-то здесь стоял большой дом, их дом. Девушкам так хочется еще раз взглянуть на знакомые места, и они, несмотря на пугающую тишину, решаются пройти через пустынную площадь и зайти на прощание в маленькую белую синагогу Ножиков в память о своей прекрасной сестре в день ее свадьбы.