Элизабет Гиффорд - Добрый доктор из Варшавы [litres]

В столовой щебечущая без умолку детвора передает ему большую тарелку супа и корзину с ломтиками хлеба, засыпает его вопросами. Аронек не отвечает, обхватив свою миску, он быстро вычерпывает из супа чечевичные зерна, опасаясь, как бы кто-нибудь не стащил у него обед. Он видел на улице грабителей, которые выхватывали из рук людей свертки и тут же проглатывали их содержимое, иногда даже не проверяя, еда ли это. Кто его знает, может, вон тот хилый мальчишка с большими глазами собирается проделать то же самое.

Когда никто не видит, Аронек незаметно берет кусок хлеба с чужой тарелки и прячет, чтобы съесть позже.

Но кое-кто все-таки замечает. Корчак решает ничего не говорить мальчику. Детям, которые познали голод, а он видел много таких, требуется время, чтобы поверить, что хлеб у них на столе будет всегда. Лучше пока не замечать украденный кусок. Корчак с грустью наблюдает за Аронеком. Это ребенок, который тоскует по матери. Ребенок, которому больно.

Только как же он ругается! Аронек в совершенстве овладел отборной бранью на идише, которая родилась в еврейских трущобах Варшавы. Это длинные, по-своему даже поэтические ругательства, грязные, как сточная канава. В армии Корчак выучил парочку крепких выражений, но, пожалуй, до Аронека ему далеко. Дети в ужасе замирают от его слов. Или прибегают с криком к доктору сообщить, что Аронек снова ругается.

Ребенок, видимо, не может себя контролировать, ругается как дышит.

А ведь все дети знают, что бранные слова считаются провинностью. Они ожидают, что и к Аронеку будут предъявлять те же требования. Да, ситуация непростая.

Корчак подводит к Аронеку Абрашу.

– Теперь он твой старший брат.

– Ну и что ему надо? – Аронек смотрит на Абрашу с опаской. Ему совсем не нравится этот худой, похожий на девчонку мальчишка. Врежешь ему разок, он и заплачет.

– Ничего мне не надо, – говорит Абраша. – Хочешь, расскажу тебе, как мы здесь живем, как все устроено?

– Вот еще, от такой бабы, как ты, помощь мне не нужна, – говорит Аронек, разглядывая нежное лицо Абраши, его длинные руки музыканта и миндалевидные глаза.

– У всех здесь есть старший брат или сестра, – мягко вмешивается Корчак. – И это нормально. Умные ребята, когда надо, что-то подсказывают новичкам. Почему бы тебе не послушать Абрашу? И если к концу дня ты все же не захочешь иметь старшего брата, то пусть так и будет.

Корчак уходит, оставив их вдвоем, и Абраша начинает экскурсию по дому, его окрестностям и закоулкам.

– А что такое суд для детей? – спрашивает Аронек. – Что, учителя могут отправить детей в тюрьму, если захотят?

– Нет, судьи у нас дети. Представь, я был судьей три раза. Даже пану доктору устроили разнос за то, что он говорил с девочкой слишком сердито. У нас здесь все, и учителя, и дети, должны соблюдать одни и те же правила, уважать друг друга. В этом и состоит справедливость. Если кто-то сделает тебе что-то плохое, скажи…

– Тогда я ударю его.

– И получишь сдачи. Начнется драка. Нет, здесь у нас говоришь так: я подам на тебя в суд. И суд рассмотрит твое дело.

Абраша останавливается перед высоким шкафом.

– А в этом шкафу у каждого ребенка есть ящик, чтобы хранить свои вещи. Никто их никогда не трогает. Малыши прячут там пуговицы, веревочки, но никто не смеется и не выбрасывает их сокровища. Понимаешь, здесь действительно уважают детей.

Аронек пожимает плечами и кривит лицо. Так он и поверил, его не проведешь.

Два мальчика направляются к швабре и ведру, аккуратно поставленным прямо в коридоре, на виду у всех.

– И все мы помогаем по дому.

– Ну нет. Чтобы я мыл полы? Да никогда!

Позже, когда все дети уже улеглись, Корчак садится в кресло в спальне для мальчиков, чтобы почитать им историю из «Короля Матиуша Первого».

Аронек отворачивается, натягивает простыню на голову. После того, что он пережил в гетто, он чувствует себя слишком взрослым для глупых сказок, все это для наивных малышей. Он больше не верит в детство.

Корчак читает дальше, а его грустные глаза то и дело возвращаются к острым лопаткам под простыней, которые торчат, как обломки крыльев.

Через несколько дней Корчак сидит на скамейке во дворе, пока дети играют. Он закрывает глаза, подставив лицо солнцу, и вдруг чувствует, что рядом с ним кто-то стоит.

Он знает, что, стоит открыть глаза, и он увидит знакомые большие уши и светлый ежик отрастающих волос на стриженой голове в ссадинах.