Вдруг жандармы, выстроившись цепью, стали окружать бунтарей, обходя их с флангов. Крестьяне едва успели сообразить, в чем дело, как кольцо вокруг них сомкнулось и раздался грозный окрик:
— Сдавайтесь подобру-поздорову, коль дорожите своей шкурой!
А почему, собственно, они должны сдаваться? Что они такого сделали?
Кольцо все больше сжималось, жандармы подходили ближе и ближе. Уже отчетливо слышалось фырканье разгоряченных коней. Предложение сдаться офицер повторил еще раз.
Тут раздался зычный голос Пишты.
— Братья! За мной! Круши кровососов!
Ватага бунтарей, схватив кирки, заступы, вилы, ринулась на жандармов, чтобы с боем пробиться сквозь кольцо окружения. Вначале жандармы отбивались саблями, потом пустили в ход пистолеты. Послышались стоны раненых, предсмертные вопли людей, ржание коней.
Заходящее солнце, прощаясь с этим днем, еще раз перед закатом взглянуло на поле боя и залило его своими словно обагренными людской кровью лучами. Оно стало невольным свидетелем короткой кровопролитной расправы.
В гостиной собралось все семейство Вардаи. Мрачные взгляды присутствовавших были обращены к Дежери. Молча, с опущенной головой ходил он взад-вперед по комнате.
— Я уверяю тебя, Ласло, — обратился к нему хозяин дома, — это величайшая глупость, поверь мне. В том, что случилось, нет твоей вины.
Дежери остановился, точно получил неожиданный удар в спину.
— Не переубеждай меня. Во всем виноват только я!
— Вздор, вздор, поверь мне! Откуда у тебя такая щепетильность? Не понимаю, какое ты имеешь отношение к этому побоищу? — вопрошал Вардаи.
— Не свяжись я с продажей угодья у Татарского вала, ничего подобного бы не случилось.
— Выходит, я тоже виноват? Ведь я собирался продать крестьянам этот клин. Значит, и я должен себя за это казнить?
— Ты — совсем другое дело.
— Но ты же хотел им добра! Разве не так?
— Я вступил в игру, правила которой мне совсем незнакомы. Мне казалось, я хорошо знаю правы своих партнеров по игре, а на деле вот что вышло… я глубоко ошибался…
— Право же, Ласло! Нельзя быть таким несправедливым к себе, — перебила его Жужа.
— Я потерпел жестокое поражение… По моей вине загублено столько жизней и…
— Вы ни в чем не виноваты! Вас никто ни в чем не может упрекнуть! — восклицала Жужа.
— Зато я сам себя считаю виновным. И никогда не смогу себе этого простить, никогда не смогу найти оправдание!
— Ну как же так! — сделала новую попытку возразить ему Жужа и, едва не расплакавшись, беспомощно махнула рукой. — У меня просто все это не укладывается в голове…
— Несколько месяцев назад этот парень, Пишта Балог, приходил ко мне. Просил заступиться за него, защитить от притеснений мирского старшины. Беседуя с ним, я уже тогда понял, что тут не все чисто, что с ним хотят расправиться. И несмотря на это, я не попытался что-либо предпринять. Хедеши уверял, что этот парень был бетяром, а посему его нужно выдать жандармам, и, кроме того, он-де возмущает народ, подстрекает голытьбу к бунту. Однако я попытался заступиться за него. Тогда оба они, Хедеши и Балог, представлялись мне смертельными врагами. А сейчас, во время этих кошмарных событий, они оказались рядом, выступили заодно. Как прикажете это понимать, как во всем разобраться?
— В том-то и дело! — воскликнул Вардаи. — Мог ли ты предвидеть, что история примет такой оборот? Не станешь же ты утверждать, что подбивал мужиков на бунт?
— Бывает и невольное соучастие в преступлении…
— Соучастие! Ты что же, собираешься обвинить себя в причастности к бунту? Так, что ли? Прости, это нелепо.
— Я способствовал тому, чтобы крестьяне приобрели землю у Татарского вала. Стало быть, я разжигал у них жажду приобретательства. Не будь этой ненасытной жажды владения землей, не разыгралась бы трагедия.
— Ты ведь хотел как лучше…
— Да, конечно, я хотел как лучше…
Дежери проговорил это совсем упавшим голосом. Создавалось впечатление, что его возбуждение уже спало и он готов успокоиться, примириться со случившимся. И только Жужа уловила в его упавшем голосе безысходное отчаяние и мучительные угрызения совести.
— Побудьте с нами еще, Ласло, — проговорила она дрогнувшим голосом, увидев, что Дежери собрался уходить.
— Пусть себе идет, — возразил Вардаи. — После всего случившегося ему следует хорошенько выспаться. Утро вечера мудренее. Завтра наверняка эти события представятся ему в ином свете.
— Да… Мне кажется… так будет лучше. Я пойду… прощайте…
Читать дальше