Саймон Скэрроу - Орел нападает. Орел и Волки

– Нет, мне все это не по душе, – пробормотал после недолгого размышления Плавт. – Горстка людей есть горстка людей. Их смехотворная вылазка во вражеский тыл представляется мне дешевой авантюрой.

– Наоборот, командир, – твердо возразил Веспасиан. – Я бы сказал, это единственно верный в сложившейся ситуации шаг. Если твой бритт и впрямь знает тамошние края, то мы имеем немалые шансы найти заложников еще до того, как враг прознает о выступлении легиона.

– Твои «немалые» шансы никак нельзя назвать хорошими, – нахмурился Плавт.

– Может и так, но они все-таки более обнадеживают, чем плохие шансы или отсутствие таковых вообще.

– И что же, у тебя на примете есть уже кто-то, способный отправиться с подобной миссией прямо в драконову пасть?

– Нет, командир, – ответил Веспасиан. – Так далеко я пока не заглядывал. Но нам нужны люди решительные, смекалистые и умеющие постоять за себя, если дело дойдет до схватки.

Плавт поднял глаза:

– А как, кстати, поживает тот центурион, которому ты сразу по высадке поручил отыскать казну Цезаря? С ним еще, кажется, был оптион. Очень молоденький, но весьма расторопный. Как я припоминаю, они вроде бы успешно справились с тем непростым дельцем.

– Да, – задумчиво подтвердил Веспасиан. – Я бы сказал, они справились превосходно.

– Пошевеливайтесь, девицы! – проревел Гортензий, просунув голову в палатку центуриона Шестой.

Макрон повернулся в своей походной койке и вновь огласил воздух заливистым храпом. Катон остался лежать, как лежал, уронив голову на руки и навалившись на письменный стол. Сон сморил его при попытке составить описание героических свершений легионеров Шестой центурии, только что возвратившейся из патрульного рейда. Все уцелевшие участники этого рейда тоже сейчас крепко спали в своих утепленных палатках. Из всей основательно потрепанной Четвертой когорты не спал один лишь старший центурион. По возвращении в лагерь он в первую голову проследил за обустройством раненых, потом позаботился о том, чтобы все его люди перед отдыхом приняли хотя бы по глотку горячей пищи, и наконец побывал у легата.

Старого воина несколько удивило то, что в шатре оказался не только командир легиона, но и командующий всей римской армией. Едва держась на ногах от усталости, он, однако, вытянулся по стойке «смирно» и кратко отрапортовал о ходе и результатах боевой экспедиции, приводя одни факты и ничего в них не приукрашивая. На дополнительные вопросы центурион отвечал столь же сухо и лаконично, мало-помалу проникаясь сознанием, что от него хотят большего, чем он может дать. С особой дотошностью Плавт расспрашивал о друидах и пришел в ужас, узнав о резне, учиненной над пленными Диомедом.

– Он убил всех?

– Так точно, генерал.

– Что вы сделали с телами? – спросил Веспасиан.

– Бросили среди тел погибших в бою дикарей. Не стоило давать их приятелям лишний повод для зверств.

– Полагаю, что да, не стоило, – ответил Веспасиан и покосился на генерала.

Прозвучало еще несколько вопросов, после чего Плавт смягчился и молча указал старшему центуриону на выход. Веспасиана, однако, покоробило столь бесцеремонное обращение с заслуженным воином.

– И последнее, Гортензий, – окликнул легат.

Центурион остановился и повернулся:

– Командир?

– Ты превосходно справился со своей задачей. Думаю, в столь сложных обстоятельствах это мало кому удалось бы.

Центурион слегка склонил голову, принимая похвалу. Но Веспасиан на том не остановился.

– Полагаю, твое усердие будет отмечено соответствующей наградой, – произнес он с нажимом.

Плавт поднял глаза:

– Э-э, да. Разумеется… Непременно.

– Благодарю, генерал, – ответил Гортензий, по-прежнему глядя лишь на легата.

– Ты это заслужил, – твердо заявил Веспасиан и, помолчав, добавил: – И вот еще что. Будь добр, пришли сюда центуриона и оптиона Шестой. Они срочно нужны мне.

Чтобы хоть как-то взбодриться перед визитом к легату, Катон окунул голову в бадью с ледяной водой, так что вид у него теперь был довольно жалкий. Мокрые темные волосы липли к черепу, вода капала даже с кончика носа. Макрон хмуро косился на несколько одуревшего со сна юнца, хотя сам выглядел ничуть не лучше. Добравшись до лагеря, оба приятеля успели снять с себя только ремни и доспехи, но рваные, окровавленные, пропитанные потом туники, в каких они трое суток дрались и маршировали, все еще оставались на них. Многочисленные синяки, порезы и ссадины на руках и ногах, сплошь покрытых запекшейся кровью, отнюдь не вносили какого-то диссонанса в общую неприглядность картины.