Саймон Скэрроу - Орел нападает. Орел и Волки

Три дня спустя снег почти всюду растаял, только в низинах или расщелинах, куда не могли забраться лучи низкого зимнего солнца, еще поблескивали белые пятна. Март расщедрился, дохнул теплом, и ухабистая, разбитая сапогами легионеров дорога стала скользкой от грязи. Четвертая когорта двигалась маршем на юг, чтобы защитить пограничные районы страны атребатов от происков дуротригов и обосновавшихся на их землях друидов, дабы отбить у тех и других охоту к новым бесчинствам. Правда, на деле никто всерьез не рассчитывал на такой результат, ведь когорта есть только когорта. Однако донесения о панике, охватившей дальние маленькие деревеньки, и об ужасных расправах, все еще невозбранно творившихся в тех злосчастных краях, настолько удручали Верику, что он упросил Веспасиана вмешаться. Поэтому довольно внушительное войсковое подразделение в сопровождении отряда конницы было отправлено в рейд с целью продемонстрировать дуротригам, что исходящая от них угроза не осталась незамеченной Римом.

Поначалу селяне настороженно относились к странно одетым, говорившим на непонятном языке чужеземцам, но когорте было приказано вести себя примерно. За жилье и провизию римляне платили золотыми монетами. К тому же они весьма уважительно относились ко всем местным обычаям и порядкам, с какими охотно знакомил их предоставленный царем Верикой проводник. Этот грек, по имени Диомед, вел дела с торговой компанией в Галлии, но много лет проживал среди атребатов, свободно изъяснялся на многих кельтских наречиях и даже умудрился взять жену из довольно влиятельного туземного клана, оказавшегося достаточно свободомыслящим, чтобы отдать одну из своих, может быть, и не самых завидных невест за шустрого маленького чужака. Своей смуглой оливковой кожей, напомаженными локонами темных волос, аккуратно подстриженной бородкой и континентального кроя одеждой Диомед резко отличался от диковатых с виду варваров, в чьем обществе он счел возможным коротать свои дни. Туземцы, однако, относились к нему хорошо. В каждом селении, через которое проходила когорта, маленький грек встречал теплый прием.

– И какой прок этим малым в наличных? – ворчал Макрон, пока старший центурион когорты отсчитывал денежки деревенскому старосте в обмен на груду телячьих окороков – темных, провяленных, перехваченных кожаными шнурами.

Командиров когорты собрали, чтобы представить местным старейшинам, и теперь они просто стояли в ожидании завершения сделки.

– О, вы удивитесь, – ухмыльнулся Диомед, блеснув мелкими, порчеными зубами, – но деньги им весьма кстати. Они на них покупают вино, они его очень ценят. Дуют, как воду, причем больше тяготеют к галльским сортам, что позволило мне даже сколотить состояньице. Пусть совсем крохотное, но все же.

– Вино? Они пьют вино?

Макрон обвел взглядом скопление низеньких пузатых хижин, перемежаемых загонами для скота. Полуразвалившийся частокол вокруг деревушки, видимо, предназначался лишь для отпугивания диких зверей.

– Конечно. Думаю, все вы пробовали то хмельное, что они сами варят. Чтобы довести себя до беспамятства, это пойло годится, спору нет, но в остальном удовольствия мало.

– Тут ты прав.

– Спросом пользуется не только вино, – продолжал Диомед. – Ткани, глиняная посуда, кухонная утварь и все такое. Им полюбились имперские привозные товары. Еще несколько лет – и атребаты станут почти цивилизованными людьми, – задумчиво заключил грек.

– По-моему, ты говоришь это как-то уныло.

– Конечно, потому что тогда мне придется двигаться дальше.

– Двигаться дальше? А я думал, ты здесь обосновался навечно.

– Лишь до тех пор, пока тут можно рассчитывать на какую-то выручку. Как только этот край станет частью империи, его наводнят купцы всех сортов, а с ними мне не тягаться. Волей-неволей понадобится куда-то перебираться. Может быть, дальше на север. Мне тут шепнули, что царица бригантов неравнодушна к заморским нарядам.

Мысль о возможных радужных перспективах зажгла в глазах грека мечтательные огоньки.

Макрон глянул на Диомеда с той особой неприязнью, какую питают все воины к думающим лишь о собственной выгоде торгашам, но тут ему в голову пришло кое-что.

– А на какие шиши они покупают то, что ты им завозишь?

– Они и не покупают. В этом-то вся прелесть. Деньги у варваров не в ходу, монету, правда, кое-кто тут чеканит, но таких племен мало. Поэтому я предлагаю обмен, а в результате выгадываю гораздо больше, чем трачу. За свои товары я беру у туземцев меха, охотничьих псов или драгоценные украшения… Словом, все, что в империи у меня рвут с руками. Ты удивишься, узнав, как высоко ценятся кельтские украшения в Риме. – Он посмотрел на шею Макрона, охваченную затейливым ожерельем. – Возьмем, к примеру, эту поделку. Она сулит очень хороший барыш.