Саймон Скэрроу - Орел нападает. Орел и Волки

«В любом случае, – решил центурион, – это скоро выяснится. Нечего гадать, утро вечера мудренее».

Спустя несколько мгновений к общему хору посапываний и стонов присоединился его мощный храп.

– Эй ты, вставай!

Кадминий пнул сапогом фигуру, скрючившуюся в темном, самом удаленном от царских покоев углу зала для пиршеств. Уже стемнело, и, несмотря на потрескивания нескольких укрепленных в держателях факелов, помещение тонуло во мраке. От второго пинка Тинкоммий увернулся, и тогда начальник стражи подтянул к себе наброшенную на шею узника веревку.

– Дерьмо! – выругался Тинкоммий, вскидывая связанные руки к горлу. – Больно!

– Жаль, что ты не проживешь столько, чтобы привыкнуть к этому, – усмехнулся Кадминий. – А ну вставай! Царь желает поговорить с тобой – думаю, напоследок.

На веревке, словно собаку, начальник стражи потащил принца атребатов через зал мимо валявшихся на полу раненых воинов. Один боец с замотанной рваным куском полотна головой попытался привстать на локте и плюнуть в предателя, однако он был слишком слаб, и плевок упал ему же на грудь.

Тинкоммий остановился и рассмеялся:

– Как ты жалок! Это римляне сделали тебя таким? Конечно они, раз это все, что ты можешь.

Когда принц заговорил, Кадминий умерил шаг, но теперь опять грубо дернул веревку:

– Идем, красавчик. Не зли меня.

Когда петля сдавила Тинкоммию горло, люди в зале злобно захохотали и разразились проклятиями в адрес изменника. Принц нервно сглотнул и закашлялся, потом сдавленно прохрипел на ходу:

– Смейтесь… пока еще можете… рабы чужеземцев!

Кадминий, нигде больше не задерживаясь, добрался до входа в покои Верики и втащил узника внутрь. Царь, бледный, с совершенно обескровленными ввалившимися щеками, выпрямился на постели и жестом велел начальнику стражи подвести племянника ближе. Рядом с царской кроватью на табуретах сидели легат и трибун, а за ними маячил крепко сколоченный, коренастый центурион с суровым лицом. Верика попытался повернуть голову, но сил не хватило, и на племянника, брошенного к постели, он посмотрел, склонив ее набок.

– Почему, Тинкоммий? – спросил Верика на родном языке. – Почему ты предал меня?

Ответ у Тинкоммия был готов и прозвучал немедленно:

– Я предал тебя, государь, потому что ты предал свой народ.

– Нет, мальчишка… я спас его. Спас от уничтожения.

– Чтобы сделать наших людей рабами твоих приятелей? – горько рассмеялся принц. – Хорошенькое спасение! По мне, так лучше умереть стоя, чем…

– Молчи! – оборвал его Верика. – Я вдоволь наслушался ерунды, что бесконечно готовы молоть юные сумасброды.

– Ерунды? Я бы назвал это высокими устремлениями.

– Что это такое, высокие устремления? – насмешливо вопросил Верика. – Они лишь ослепляют людей, не давая увидеть, что за ужасы за ними таятся. Скажи, скольким тысячам наших с тобой соплеменников надлежит сложить головы за твои устремления?

– Мои устремления? Старик, ты хоть понимаешь, что они смотрят на все точно так же, как я?

– Они? Кто они?

– Атребаты. Ты не веришь мне? Ладно, спроси у них сам. Или давай мы оба к ним обратимся и выясним, что они думают.

– Нет, – отозвался со слабой улыбкой Верика. – Ты сам знаешь, что это теперь невозможно. К тому же… доводы старика вряд ли кому-то покажутся более убедительными, чем слова пылкого юноши. Ведь люди жаждут, чтобы чьи-то красиво очерченные уста поманили их в страну грез. Да, твой голос прозвучал бы громко и четко. Мир предстал бы им простым и ясным. Слишком простым. Как мог бы я, отягощенный знанием, каков он на деле, состязаться с тобой? Ты предложил бы им сияющую, но недосягаемую мечту. А я противопоставил бы этому лишь неприглядную истину.

– Трус! Какой тогда смысл во всем этом разговоре? Почему бы тебе просто не убить меня прямо сейчас? Или ты… – В голосе Тинкоммия вдруг прозвучала нотка надежды.

– Тинкоммий, ты умрешь, – печально произнес Верика. – Мне просто хотелось помочь тебе что-то понять… Ведь я всегда относился к тебе как к сыну и… и… отдал бы все за возможность забыть о твоем преступлении и обойтись без твоей казни.

– Совет не посмеет меня казнить! – вскричал Тинкоммий.

– Ты не оставил мне выбора, – промолвил, отворачиваясь, Верика и совсем уже тихо пробормотал: – Мне так жаль… так жаль… Кадминий, отдай его римлянам.

Тинкоммий воззрился на легата с трибуном, потом на стоявшего за их спинами сурового центуриона и в ужасе бросился к постели царя: