Саймон Скэрроу - Орел нападает. Орел и Волки

Все в изумлении уставились на царя. Катон обвел взглядом собравшихся и увидел, что Тинкоммий впал в шок, хотя и пытается скрыть свое потрясение. Трибун Квинтилл, поначалу весьма удивленный, удовлетворенно заулыбался. Верика выглядел как человек, сбросивший с плеч тяжкое бремя. А вот Макрон, судя по его хмурой физиономии, был страшно зол.

– Я? – растерянно покачал головой Артакс. – Почему я?

– Да, – тихо промолвил Тинкоммий, – почему он, дядя? Почему не я? Сына у тебя нет, а я сын твоего родного брата. Так почему же не я?

– Тинкоммий, с тех пор как ты лишился отца, я относился к тебе как к сыну. Любимому сыну. Но ты слишком молод, слишком неопытен и, боюсь, способен поддаться влиянию тех, кто и во сне ищет способы разорвать союз с Римом. Будь ты постарше, наверное, тебе было бы легче противостоять таким людям. Кроме того, ты, как и я, совсем недавно вернулся из изгнания, и многие соплеменники, чье мнение имеет вес в нашем царстве, тебя просто не знают. Артакса знают и уважают все. В том числе и те, что боятся или ненавидят римлян. Он человек чести, и у меня нет сомнений в его преданности интересам народа. Прости, племянник, но я сделал выбор, и больше тут не о чем говорить. – Лицо Тинкоммия исказила гримаса горечи и разочарования, тогда как царь снова повернулся к Артаксу. – Разумеется, мое решение еще предстоит обсудить на совете, но сомневаюсь, чтобы там не согласились со мной. Когда станешь царем, Артакс, ты тоже научишься видеть все ясно, насквозь, как и я. И сам будешь знать, что следует делать.

Артакс медленно кивнул. Вокруг костра воцарилось длительное молчание. Затем внимательно наблюдавший за Артаксом Катон заметил, как в уголках рта того появилась улыбка.

– Разумеется, государь. Твое предпочтение – для меня высокая честь, и, думаю, я уже вижу, что нужно делать.

На следующее утро погода переменилась. Еще перед рассветом зарядил моросящий дождик, и царским рабам пришлось повозиться, чтобы разжечь сырые дрова и приготовить завтрак. Верика и его свита собрались вокруг костра, где немолчно шипели падающие сверху капли. Вместо обычного оранжевого свечения, предвосхищавшего появление солнца, над восточной линией горизонта прорезалась бледная, грязновато-желтая полоса, и, по мере того как она ширилась, небо все плотнее затягивали серые облака.

– Чудный денек, ничего не скажешь, – проворчал Макрон, затягивая кожаные ремни.

Катон прищурился, глядя на морось:

– Может, потом прояснеет?

– Ага, когда у свиней вырастут крылья.

– Ну, этого, я надеюсь, не произойдет, – улыбнулся Катон. – По мне, и бескрылые кабаны способны нагнать на всех страху.

Молодой центурион, уже одетый для вылазки в лес, стоял, опираясь на длинное охотничье копье. В отличие от солдатских метательных копий оно имело широкий зазубренный наконечник, при обратном рывке выдиравший из раны изрядные клочья плоти. Это копье, правда, тоже можно было метать, но из-за тяжести лишь на короткое расстояние. Слишком короткое, на взгляд Катона.

– А ты хоть видал их вблизи, кабанов-то? – полюбопытствовал, выпрямляясь, Макрон.

– Ну да, как тебя вот, – ответил Катон.

Макрон недоверчиво хмыкнул.

– Я имел в виду, на арене, в одном из римских цирков, – пояснил Катон.

– Арена и лес – это разные вещи, – деликатно заметил Макрон.

– Все равно жуть берет.

– Это точно. Они ведь смертельно опасны, особенно если стоишь у подобного борова на пути, а он прет на тебя со своими клыками. Я сам видел, как один такой хряк полоснул охотника. Убить, правда, не убил, но у него на клыках оказалась какая-то там зараза, и бедняга испустил дух в страшных мучениях через несколько дней.

– Вот спасибо, утешил. Знаешь, мне как-то враз полегчало.

– С тобой все будет в порядке, – рассмеялся Макрон. – Просто держись поближе ко мне и почаще поглядывай за спину.

– Кое-кому тоже не повредило бы поберечь свою спину, – пробормотал Катон, кивая в сторону царя и знатных бриттов, провозглашавших у костра здравицы и поднимающих чаши.

Артакс стоял рядом с царем, но, как приметил Катон, в отличие от всех прочих не пил, и вид у него был растерянный. Катон задумался. Верика стар. Пройдет несколько месяцев, а то и недель, и Артакс станет правителем атребатов. Приходилось только гадать, насколько такое превращение способно изменить этого человека. Останется ли царь Артакс столь же вспыльчивым и колючим, как раньше, и если так, то есть ли надежда на продолжение тех отношений, которые сложились у атребатов и римлян при Верике? Или все-таки Верика прав? Он ведь достаточно пожил на свете, умен, проницателен и понимает, что, выбирая наследника, желательно задеть как можно меньшее число людей, и в этом смысле, возможно, избрание Артакса – самое мудрое из решений. Но мудр ли сам избранник настолько, чтобы видеть, в чем истинная судьба его народа?