Иван Ефремов - Собрание сочинений в 5 томах. Том 5/3. Таис Афинская

Лидиец с пятью силачами-рабами подкарауливал Эрис, выследив ее дорогу. Они схватили ее так, что она не смогла вырваться, и повели в портик. Лидиец постучал. Дверь в глубине приоткрылась. Вероятно, Эрис затащили бы внутрь и накрепко связали. На свою беду, лидиец рано восторжествовал, пожелав сорвать одежду черной жрицы.

— На случай насилия над нами мы носим в сандалии… — Эрис подняла правую ногу. На подошве, впереди межпальцевого ремня, выступал продольный валик кожи. Передвинув большой палец в сторону, Эрис стукнула носком по полу, и выскочило скрытое в коже, подобно когтю леопарда, отточенное, как бритва, острие. Взмах страшного когтя мог нанести огромную рану. Выпущенные кишки лидийца служили наглядным примером.

Таис покончила с лечением Эрис, дала ей отвара мака и, невзирая на протесты, уложила. Явился Ройкос с запиской от врача, которому уже стало известно все происшествие.

«Я зашил живот негодяя толстой ниткой, — писал Алькандр, — если не помешает жир, будет жить». И лидиец действительно выжил. Три недели спустя он появился у Лисиппа с жалобой на Таис, показывая отвратительный рубец, косо и криво рассекавший его изнеженное тело. Таис сочла необходимым рассказать все начальнику города. Лидийца выслали с запрещением появляться в Экбатане, Сузе и Вавилоне.

На следующий день после нападения Таис призвала к себе Эрис и встретила рабыню стоя, необычайно серьезная и строгая.

В удобных креслах вавилонской работы восседали с видом судей Лисипп и Клеофрад. По трепету ноздрей Таис заметила скрытое беспокойство черной жрицы.

— Я свидетельствую перед двумя уважаемыми и всем известными гражданами старше тридцати лет, — произнесла афинянка установленную формулу, — что эта жена по имени Эрис не является моей рабыней, а свободна, никому ничем не обязана и в своих действиях сама себе госпожа!

Эрис вздрогнула. Белки ее глаз казались громадными на бронзовом лице.

Клеофрад, как старший, встал, скрывая усмешку в серо-черной бороде.

— Мы должны осмотреть ее, дабы установить отсутствие каких-либо порочащих отметин и клейм. Но в этом нет надобности, ибо не далее как пять дней назад мы оба видели ее без одежды. Я предлагаю подписать, — он склонился над заготовленным заранее документом и черкнул свой знак вечными чернилами дубовых орешков. Подписавшись в свою очередь, Лисипп и Таис подошли к окаменевшей Эрис. Лисипп мощными пальцами ваятеля разогнул и снял серебряный браслет выше левого локтя.

— Ты прогоняешь меня, госпожа? — печально сказала Эрис, бурно дыша.

— Нет, совсем нет. Только ты не можешь больше считаться моей рабыней. Довольно напрасного ношения маски. Рабыней считала себя Гесиона, тоже бывшая жрица, как и ты, только другой богини. А теперь, ты знаешь, «Рожденная змеей» — моя лучшая подруга, заменившая мне прекрасную Эгесихору.

— Кого же заменю я?

— Тебе не нужно никого заменять, ты сама по себе.

— И я буду жить здесь с тобой?

— Сколько захочешь! Ты стала мне близким и дорогим человеком, — афинянка крепко обняла за шею и поцеловала, почувствовав что тело черной жрицы дрожит.

Две крупные слезинки скатились по темным ее щекам, плечи обмякли, и вздох вырвался следом за исчезающей, как проблеск зарницы, улыбкой.

— А я подумала, что пришел мой смертный час, — просто, без всякой позы, сказала Эрис.

— Каким образом?

— Я убила бы себя, чтобы ждать на берегу Реки!

— А я догадался о твоей ошибке, — сказал Клеофрад, — и следил, чтобы помешать тебе.

— Не все ли равно — раньше или позже? — пожала плечами Эрис.

— Не все равно. Позже ты поняла бы все, что не сумела сообразить сейчас, и подвергла бы Таис и нас тяжким переживаниям от глупой неблагодарности.

Эрис с минуту смотрела на ваятеля и вдруг склонилась на колено и поднесла к губам его руку. Клеофрад поднял ее, поцеловал в обе щеки и усадил в кресло рядом с собой, как и полагалось свободной женщине. Таис встала и, кивнув Эрис: «Сейчас вернусь», вышла.

— Расскажи нам о себе, Эрис, — попросил Лисипп, — ты должна быть дочерью известных родителей, хорошего рода по обеим линиям — мужской и женской. Такое совершенство, каллокагатия, приобретается лишь в долгой огранке поколений. Это не то что талант.

— Не могу, великий ваятель! Я не знаю ничего и лишь смутно помню какую-то другую страну. Меня взяли в храм Матери Богов совсем маленькой.

— Жаль, мне было бы интересно узнать. Наверняка подтвердилось бы то, что мы знаем о наших знаменитых красавицах: Аспазии, Лаис, Фрине, Таис и Эгесихоре…