Владимир Валуцкий - Три Ярославны

Харальд опять ничего не ответил, только посмотрел на грека. А тот говорит:

— Пять лет ты совершаешь подвиги в честь Эллисив, а разве нет женщин лучше? У аланского царя дочери славятся кротостью и красотой, и у персидского шаха. И в Константинополе любая девушка знатного рода пошла бы за тебя. А василевс с радостью благословил бы ваш брак и дал тебе титул при дворе.

Харальд опять молчит.

— Я рад, что ты слушаешь меня, — говорит Андроник, — а не этого мерзкого богомаза, который изобразил на твоём парусе Елизавету похожей на скотницу.

Тогда Феодор бросается к Харальду и кричит:

— Да что же ты, Харальд? Заставь змею прикусить жало или я это сделаю!

Харальд остановил его знаком и говорит:

— Молчи, Феодор. И не мешай больше патрикию, пусть делит как хочет.

Так сказал Харальд и ушёл на корабль.

Вот они плывут по морю вдоль берега, и Харальд стоит у рулевого весла. И Чудин замечает, что Харальд всё время кренит весло вправо, и слева всё больше удаляется берег. Чудин говорит Харальду:

— Ты не туда правишь.

Харальд говорит:

— Туда.

Чудин говорит:

— Нас ждут в Мессине.

Харальд говорит:

— Успеем.

И велит варягам грести быстрее. И сам смотрит в море.

И все смотрят, куда это смотрит Харальд. И скоро видят в море греческий корабль. И тот идёт медленнее, и расстояние между ними сокращается.

Харальд говорит:

— Готовьте секиры к бою.

Тогда Чудин всё понял и говорит Харальду:

— Не доброе ты, друже, затеял дело.

— Здесь я хозяин, — отвечает Харальд. — Или ты трусишь?

Чудин не ответил, только вынул меч.

Вот они настигают греческий корабль, и Андроник, удивлённый, кричит с кормы:

— Что тебе нужно, Харальд?

Харальд отвечает:

— Твоя жизнь и моё золото.

— Ты плохо шутишь, — говорит грек.

— Какие уж шутки, — говорит Харальд. — Ты бы лучше помолился.

— Харальд, — говорит грек, — венценосный узнает — найдёт тебя на дне моря.

Харальд говорит:

— Не узнает.

И тогда грек понял, что Харальд не шутит, и побледнел. А варяги закинули на греческий корабль якорь, притянули его к себе и перепрыгнули через борт.

Коротким был морской бой, в искусстве которого варяги, как всем ведомо, не знают равных. Скоро кровью и трупами греков покрылась вся палуба; один Андроник, убежавший на корму, оставался ещё в живых и стоял там, обнажив меч.

Харальд говорит:

— Покажи нам, так ли ты искусен с мечом, как в лукавстве.

Они сошлись и ударили мечами. И ударили ещё раз, и третий, а на четвёртый раз Харальд сильно размахнулся и отсёк Андронику ногу выше колена. И некоторое время Андроник стоял, прислонясь спиной к мачте, и глядел как бы удивлённо на обрубленную ногу.

— Нечего глядеть, нет её, — говорит Харальд. — Это тебе за скотницу.

Снова взмахнул мечом и отсёк руку.

— А это — за справедливый делёж.

И тогда Андроник, собрав все силы, плюнул в Харальда.

Харальд говорит:

— Видно, и голова тебе ни к чему, если не умеет себя прилично вести. — И отрубил голову.

Варяги быстро собрали мешки и покидали на свой корабль. А Харальд вынул у грека из-за пазухи ожерелье, прыгнул на ладью последним и оттолкнул её веслом.

Феодор, пока шла битва, сидел, не шелохнувшись, на палубе. А тут он говорит:

— Не надо бы оставлять в море улику.

Ульв говорит:

— Это верно.

Он поджигает факел и кидает его на греческий корабль. А варяги отплывают от занявшегося корабля и налегают на вёсла.

Харальд выпил рог вина, налил снова и протягивает Чудину:

— Вид вражеской крови веселит, и победа вселяет радость. Почему не радуешься? Выпей!

Чудин качает головой:

— Ты нарушил клятву.

Харальд вспыхнул и говорит:

— Эллисив я тоже клялся в любви и ради неё взял восемьдесят городов. Неужели спущу обиду греку?

Чудин говорит:

— Любовь негоже доказывать кровью.

Харальд не понял и переспрашивает:

— Что?

— Негоже свою любовь доказывать чужой кровью, — повторяет Чудин.

Харальд в гневе выплеснул вино за борт, отошёл от Чудина и сел на корме. Потом говорит:

— Не тебе, Чудин, учить меня, Харальда.

И он берёт арфу и запевает:

— Все пойте! — кричит Харальд, и гребцы подхватывают:

Только Чудин сидел молча и, отвернувшись, смотрел в море, где догорал греческий корабль. И на том корабле мелькнула какая-то тень, но исчезла.