Николай Раевский - Последняя любовь поэта

Она вздохнула. Представила себе как в огород матери входит этот высокий, красивый, совсем не страшный человек. Почему она его подозревала?..

Всмотрись Миртилла внимательнее в лицо актёра, заметила бы,что у него раздуваются ноздри, как у хищника, готового овладеть добычей. Но она думала о матери, а Гиперид наперёд решил, что на свидании ничего не случится. Своего он добьётся, но не силой и не в этой роще.

Они беседовали долго. Миртилла сама предложила сесть. Солнце зашло. В густой роще стало почти темно. Временами Миртилла чувствовала, что в груди у нее проползает холодная змейка страха. Пора уходить... Мужчина, который сидит рядом с ней, должно быть, силен, как атлет. Не отбиться от него... Но Гиперид сидел спокойно, спрятав руки под плащом. Послушный голос актера звучал задушевно и тепло.

— Как ты счастлива, Миртилла,— у тебя есть мать...

— Надеюсь, что моя старушка жива, но только надеюсь. Не знаю...

— Годы твоей матери еще не глубокая старость. Боги ее сохранят.

Молодая женщина всхлипнула, и снова ей стало стыдно за свой страх. Хотелось отплатить хорошему человеку ласковым словом. Спросила:

— А твоя мать очень старенькая, Гиперид?

— Нет ее у меня. Умерла, рожая меня.

— Вот и верь людям. Мне говорили, что у тебя здесь родители.

— Отец и мачеха. Вторая мачеха, хорошая. О первой, при которой рос, не хочу и вспоминать. Натерпелся...— Голос актера дрогнул.

«Бедный»,— подумала Миртилла, но тотчас же мысленно выругала себя.

Гиперид поднялся.

— Пойдем, Миртилла. Мне надо еще кое-где побывать. Я провожу тебя.

— Нельзя... Увидят.

— Только до города. И вот что... Надо нам еще раз встретиться и поговорить подольше.

— Я тебе все сказала, Гиперид. Не потеряй только адреса матери.

— Нет, не все. Она захочет знать, как ты живешь с Феокритом, а об этом ты мне ничего не сказала. Обязательно надо повидаться, но не здесь...

— Почему же не здесь?

— Я хочу, Миртилла, выпить с тобой за здоровье твоей матери — и не в роще, а дома.

— Спасибо, но это невозможно. Ты сам сказал, что поссорился с Феокритом.

— Да, к вам я прийти не могу, но ты можешь прийти ко мне.

— Что ты говоришь. Гиперид... с ума ты сошел...

— Нисколько. Отец и мачеха сегодня уехали в Парий. Вернутся через неделю. Рабов я ушлю. Тебя встретит старуха, которая умеет молчать. Только назначь день, когда Феокрита снова не будет дома.

— И не думай об этом. К тебе я не приду.

— Не придешь, значит, не доверяешь, а раз не доверяешь, мне нет дела ни до тебя, ни до твоей матери. Не хочешь — не надо.

В спокойном актерском голосе слышалась горькая обида. Он замолчал и ждал ответа. Миртилла тоже молчала. Ей хотелось плакать.

— Ну, что же, Миртилла,— да или нет?

— Поклянись, что ты меня не тронешь.

— Клянусь Зевсом.

— Хорошо... ненадолго приду.

— Когда?

— Через три дня. Феокрита позвали на охоту. Но помни, Гиперид, что ты поклялся.

— Да, Миртилла. Если нарушу клятву, пусть меня покарает отец богов.

Три дня показались Гипериду длиннее трех недель. Он был доволен собой — игра удалась. Теперь Миртилла — его. Еще ни одна женщина, согласившаяся прийти к нему в дом, не уходила, не побывав на его ложе. Для большей верности подольет в вино любовного напитка себе немного, ей побольше. Не будет ни отбиваться, ни царапаться. Потом, как водится, будут слезы, но ненадолго... Опять придет.

В тот вечер, когда Гиперид ждал Миртиллу, солнце медлило закатываться. У актера все было готово. Два ложа (вначале пусть будет два) с полосатыми шелковыми подушками, между ними низкий стол, уставленный блюдами, кратер с ключевой водой, вина, два одинаковых темно-зеленых кувшинчика — один с маслом, другой с напитком любви. Был приготовлен и подарок для гостьи — серебряный ларец для драгоценностей. Не знает же Феокрит всех ее вещей... Когда-то в Смирне актер выпросил этот ларец у влюбленной в него гетеры.

Гиперид, выбритый, надушенный, одетый в только что разглаженный хитон, то и дело подходил к окну и смотрел на солнце. Оно распухло, обратилось в красный мяч, но все еще висело над холмами Херсонеса Фракийского. Наконец солнце скрылось, начало темнеть. Вот-вот должна была прийти Миртилла. На улице ее ждала старая рабыня, привычная к делам хозяина.

Минуты шли. Гостьи все не было. Гиперид ходил взад и вперед по комнате, пожимал плечами, злился, Надо же ей опоздать... Наконец послышались шаги. Актер быстро оправил хитон, приготовил улыбку. Старая рабыня вошла и вынула из-под плаща табличку, перевязанную шнуром.