И тут же обнажились три шпаги, одна из них принадлежала Ринальдо.
– Я говорил о двух клинках, мне предлагают три… Принимаю предложенное!
При этих словах шевалье обнажил клинок и стал в защитную позицию. Он улыбался, излучая, как показалось, отвагу.
– Синьоры, – улыбнулся он, – еще раз повторяю: сегодня я лишь даю простейший урок… Вы увидите, как три шпаги элегантно закружатся в воздухе… Внимание!.. Раз!..
Один из трех дуэлянтов негодующе вскрикнул, потому что его шпага вылетела у него из рук.
– Два! – продолжил свой счет шевалье.
Теперь настала очередь шпаги Ринальдо. Растолкав зрителей, он поспешил к своему оружию и увидел, что шпага погнулась.
В тот самый момент, когда он наклонился за нею, какой-то монах, стоявший в темном углу и наблюдавший за перипетиями схватки, подошел к дуэлянту. Он распахнуд свой плащ и протянул Ринальдо новую шпагу.
– Вот еще один клинок, – сказал монах. – Он не согнется. Ради чести Рима, ради нашего здоровья поразите им наглеца…
Ринальдо дальше не слушал. Он лихорадочно схватил протянутую шпагу и устремился к шевалье де Рагастену. Он успел встать в позицию как раз в тот самый момент, когда шевалье крикнул:
– Три!
Он обезоружил и третьего противника. Потом Рагастен живо обернулся к Ринальдо.
– А! – крикнул он. – Кажется, одного урока вам недостаточно… Мне нравится такой задор… Гляди-ка! Да у вас новое оружие?.. Мне показалось, что ваша шпага погнулась…
Ринальдо ничего не ответил. Он хладнокровно скрестил свою шпагу с клинком француза, решившись поразить хотя бы раз неукротимого соперника. А тот, фехтуя, поучал:
– Вижу, что вы плохо поняли урок… Смотрите хорошенько… Я начинаю усыплять вашу готовность вот такими движениями… Хорошо!.. Теперь серией дублетов я связываю вашу шпагу… Еще один выпад и… Четыре!
Еще раз у Ринальдо была выбита шпага. Она описала в воздухе дугу и упала посреди зрителей… Послышался легкий возглас: шпага, падая, оцарапала руку проходившего мимо лакея.
– Пустяк… – сказал монах, наклонившись к лакею. – Молчи и ступай за мной. Сейчас я тебя вылечу.
Удивленный лакей поплелся за монахом; он не видел никакого вреда в едва заметной царапине.
А в это время придворные зашевелились. Появился Чезаре Борджиа, и все обнажили головы.
– Синьоры, на коней! – приказал он. – Сегодня нас ждет траурная процессия… о, пройдет всего несколько дней и мы отправимся воевать!..
Раздались радостные крики, шумная толпа окружила Чезаре. А он продолжал:
– Да, синьоры, совсем скоро мы выступим. Пусть каждый приготовится к кампании, которая обещает быть нелегкой… А пока предадим земле останки моего любимого брата, Франческо… Синьор шевалье де Рагастен, – добавил он, заметив француза, – займите место подле меня, слышите?.. Да, синьоры, представляю вам шевалье де Рагастена, своего друга… одного из лучших друзей!
И сразу после этого Чезаре направился к главной почетной лестнице, которая вела со двора в замок. Толпа придворных последовала за ним, громко стуча шпагами и шпорами. Множество рук протянулось в Рагастену. Одни спешили приветствовать нового фаворита своего покровителя. Другие просто хотели засвидетельствовать свою симпатию храбрецу.
Тем временем дон Гарконио, а это он был тем монахом, кто протянул шпагу безоружному Ринальдо, вел за собой лакея, которого нечаянно оцарапало острие этой шпаги. Но они не прошли и двадцати шагов, как мужчина внезапно остановился, словно у него внезапно закружилась голова. Он смертельно побледнел. Пена появилась в уголках рта. Он хотел что-то сказать. Но из горла вырвался только громкий хрип. Потом колени его подогнулись и он упал.
Гарконио наклонился над ним и внимательно следил за фазами агонии. Она была недолгой.
– Хорошо, – пробормотал дон Гарконио. – По моим подсчетам, яд парализует язык, как только начинают проявляться симптомы отравления… Чтобы не было лишней болтовни в момент агонии… Но, с другой стороны, агония наступила слишком быстро… Я-то рассчитывал, что она наступит не раньше, чем через два часа после ранения. Надо изменить дозу.
Гарконио бросил последний взгляд на труп и медленно удалился с поникшей головой, поглощенный учеными расчетами.
Похороны Франческо Борджиа, герцога Гандийского, прошли с большой помпой. После траурной мессы в соборе Святого Петра тело пронесли по городу. Было около пяти часов пополудни, когда процессия, обойдя город под звон колоколов всех римских церквей, вернулась к Святому Петру. Гроб внесли в храм и поставили в один из склепов крипта. На всех перекрестках раздавались громкие крики, словно вспыхнул бунт. При первых выкриках Чезаре, который до этого казался погруженным в глубокую задумчивость, поднял голову.
Читать дальше