Таисия Наполова - Московский Ришелье. Федор Никитич

Царь выхватил привязанный к седлу посох и, наступая конём на поверженного боярина, ударил его посохом по голове. От этого удара отлетела в сторону боярская шапка и сам боярин упал на спину, но он был ещё жив и силился поднять голову. И тогда, склонившись над ним, царь проткнул ему шею остриём посоха. Брызнула кровь. Сделав судорожное движение руками, несчастный затих.

— Подох, аки пёс, — молвил кто-то из опричников.

— Уберите боярина! Божиими судьбами он испустил дух под копытами коня...

Сказав это, царь злобно посмотрел на Афанасия Вяземского.

— А ты, князюшка, али не видал, как злодей кинулся ко мне? Пошто не упредил? Не ты ли клялся на кресте отдать за своего государя не токмо кровь, но и жизнь!

Князь Афанасий Вяземский был ближником царя, с него и спрос особый. Не дай Бог навлечь на себя царский гнев... Опустив повинную голову, он раболепно произнёс:

— Не вели, государь, казнить, вели миловать... Сослужу тебе ещё не одну службу.

Ничего не ответив, Иоанн пустил лёгкой рысью своего высокого поджарого аргамака. Князь Вяземский понял, что прощён, но на душе у него было смутно. Он знал, что ему завидуют, называют царским любимцем. Но что впереди у него, Афанасия? Царь князей не жалует, язвит их поносными словами, чинит им тесноту, оставляет не у дел. Оттого-то и надумал Афанасий-князь пойти на опричную службу. И что же? Где она, милость царская? Милостью ныне одаряют при дворе людей незнатных.

Но тут Вяземский задумался, вспомнив об Алексее Адашеве. Поначалу царь ласкал его, сделал своим мовником этого безродника , сравнял его с первым боярином, князем Мстиславским, и шурином своим Никитой Романовичем. А ныне Алёшка Адашев в великой опале... Нет ни в чём постоянства у царя Ивана Васильевича. Вот и теперь, с добром ли едет царь к своему шурину Никите Романовичу? Пока была жива царица Анастасия, брат её Никита имел большую силу при дворе. Знатности его и богатству и по сей день многие завидуют. Да, видно, недаром люди говорить стали, что царь держит нелюбие к своему первому вельможе. Осторожный Вяземский не ввязывался в эти разговоры. Но как не думать об этом? Вот и сейчас в голове стоит вопрос: что за нужда такая ехать с опричной свитой к своему родичу? И чело у царя хмурое, и лошадь он погнал рысью, хотя всей дороги-то с воробьиный скок.

...Вид на романовское имение открывался с пригорка Москворецкой улицы. Меж садами и огородами — дворовая церковь, приусадебные постройки, мельница, житные дворы, мыльня, конюшня, псарня, кузница. Стеной к проезжей части Варварки, выходившей к Москворецкой улице, выставлен двухэтажный боярский дом знатной каменной кладки. Слюдяные оконца изукрашены резными наличниками. Дом этот сохранился до наших дней, и находится он по соседству с гостиницей «Россия» — крохотный уголок боярской старины. В те времена имение было окружено высокой каменной стеной, но так как и стена не спасала от нападения разбойников (лес-то рядом), то за оградой была поставлена вышка. Под стропилами, состоявшими из двух брусьев, собранных под углом, подвешен небольшой колокол. Днём и ночью возле него дежурил сторож из смердов [2] Смерд — здесь: презрительное название крепостного крестьянина, а позднее простолюдина, человека незнатного происхождения. . В обычные дни колокол звонил редко: к заутрене звал либо к вечерне. Поэтому когда в полуденный час раздался тревожный звон, на подворье начался переполох. Когда встревоженный хозяин вышел на крыльцо, дворецкий оповестил:

— Ваша боярская милость, к вам изволил пожаловать государь-батюшка!

Никита Романович гневно крикнул ему:

— Что стоишь, смерд?! Вели отворять ворота! Пресветлый царь, государь великий изволил к нам пожаловать. Да живее, окаянный! Или батогов захотел?

Подгоняемый страхом дворецкий кинулся исполнять приказание. И когда ворота наконец отворились, побледневший Никита Романович поспешил встретить царя. В голове испуганно метались мысли: «Ужели опричники въедут во двор? Вот так же негаданно приехали они к тестю, князю Горбатому-Суздальскому, и казнён был знатный воевода, прославившийся удалью и воинской смекалкой при взятии Казани. Недруги винили его в измене. Ведаю, что изветами и мои недруги досаждают царю. Вот оно...» — ужаснулся своей догадке Никита Романович, вспомнив о сегодняшней казни.

Между тем опричник, князь Вяземский, помог царю спешиться. Никита Романович склонился в низком поклоне.

— Благодарение Богу, пресветлый государь пожаловал ко мне, своему верному слуге и рабу!