Андрей Серба - Быть Руси под княгиней-христианкой

— А разве у тебя, атаман, может быть что-то своё? — иронически скривил губы Свенельд. — Это обыкновенные разбойники грабят из-за добычи, а ты и твои друзья превыше цените свободу и, захватывая чужое добро, обеспечиваете себе возможность наслаждаться истинной свободой, не утруждая себя ни землепашеством или скотоводством, ни торговлей либо трудом ремесленника. Или о воле пуще всего кричит тот, кто не может или не хочет добиться в жизни ничего, к чему надобно приложить свой ум или руки?

— У каждого своё понятие о свободе, — ответил Глеб. — Один считает себя свободным, если его, бывшего раба, с первыми лучами солнца не гонит в каменоломни плеть надсмотрщика. Другой видит свободу в том, чтобы не пахать княжью землю, третий — чтобы с утра до вечера не пасти ханскую отару. А четвёртым, которые и прежде не знали над собой чужой власти, такой свободы мало, для них свобода значит гораздо больше.

— К этим четвёртым ты и причисляешь себя, атаман? Ведь ты, будучи и центурионом, и вольным ремесленником, и подручным у купца-рахдонита, никогда не имел над собой хозяина. Что же ты понимаешь под свободой, ежели на старости лет вдобавок к ней возжелал и немалого богатства?

— Рано или поздно, то ли по старости лет, то ли из-за ранения либо увечья, мы вынуждены отойти от боевых дел и начинаем попросту доживать свой век. И каждый опять-таки делает это по-своему. Один превращается в кашевара либо сапожника и остаётся при ватаге, другой уходит в место, где его не знают, и ведёт жизнь обычного старика или калеки, третий, которому невмоготу после кочевой жизни сидеть на одном месте, отправляется бродяжничать по свету. А четвёртому хочется иметь свой собственный угол, достаток и, не отвлекаясь на заботы о хлебе насущном, предаться чтению мудрых книг, воспоминаниям о прожитых годах, размышлениям о тайнах Мироздания и сущности человеческой жизни. А для этого надобны средства куда значительнее, чем получаемые при уходе из ватаги. Сегодня судьба предоставляет мне случай превратить давнюю мечту о благополучной старости в действительность, и я не намерен его упустить.

— Предлагаешь точно так поступить и мне? Откуда уверенность, что я последую твоему примеру?

— Уверенность? Её у меня нет, воевода. Просто я считаю тебя умным человеком, а умный человек не будет вредить самому себе. Судьба дарит счастливый случай сейчас не только мне, но и тебе. Как поступить с этим подарком, решай сам.

Глеб говорил правду — он был твёрдо убеждён, что Свенельд примет его предложение, иначе не пришёл бы к нему. Эта убеждённость основывалась на следующем. Часто бывая в епископской библиотеке, Глеб узнал от её служителей, что Свенельд неоднократно встречался в городских храмах с православными священниками и вёл с ними длительные, обстоятельные беседы о сущности христианства, о взаимоотношениях духовных и светских владык, а пуще всего проявлял интерес к роли, которую мог сыграть их союз в укреплении державной власти. Поначалу это Глеба удивило, но когда он вспомнил, что однажды Олег с Микулой и Рогдаем осуждали при нём великую княгиню Ольгу за то, что она отреклась от веры предков и приняла христианство, для него всё стало понятно. Зная, что после кончины Игоря хозяйкой Русской земли может стать его жена-христианка, Свенельд заранее готовился к тому, что ради сохранения своего влияния при великокняжеском дворе ему, возможно, тоже придётся стать христианином. Человек, готовый ради корысти поменять веру, разве будет способен отказаться от нежданно-негаданно свалившегося ему в руки богатства? Никогда! Ведь удержаться в ближайшем окружении великой княгини-христианки Свенельд намерен оттого, что её благорасположение к брату по вере позволит ему не только сохранить былую власть, но и увеличить её. А из разговоров друзей-воевод и русских дружинников Глеб уже знал, что у Свенельда две всепоглощающие страсти — к власти и богатству. Такой человек не мог отвергнуть сделанное ему сейчас предложение!

Однако Глебу нельзя было показывать Свенельду, насколько глубоко проник он в его потаённые мысли, отчего способен предугадывать в некоторых случаях его поведение. Свои знания о человеке и осведомлённость о его деяниях необходимо являть ему лишь до определённого предела, переступив который и вторгнувшись в чужой сокровенный мир, можно нажить смертельного врага. Согласно этому правилу Глеб и поступил, решив, что лучше выглядеть в глазах Свенельда глупее, нежели он есть на самом деле, чем насторожить его и вызвать подозрение чрезмерными знаниями о воеводе. А хорошие отношения со Свенельдом, правой рукой главного воеводы Олега, нужны были Глебу. Он предчувствовал, что грядущие события в Арране и Бердаа ещё не раз заставят его обращаться к Свенельду, а не к Олегу или Микуле.