При этих словах Пересвет оглянулся на Якова, и тот, спрыгнув с саней, выпрямился во весь рост и со всего маху бухнулся перед великим князем на колени:
— Спасибо, Дмитрий Иванович!
Московский князь, являя собой милость сейчас не только к сыну Родиона, но, казалось, ко всему миру, рассмеялся весело:
— Встань, инок... — превращая страстный искренний порыв Якова в шутку, добавил: — Никак рано кланяешься — ещё солнце не взошло. А как брызнут яркие лучи и побегут по земле нашей, мы светилу вместе поклонимся...
Все засмеялись тоже. Пересвет хлестнул лошадей.
Когда золотые лучи Ярилы разбежались по земле, окрашивая снег на деревьях и на холмах в цвет лисьего пушистого хвоста, княжеские люди уже подъезжали к городищу.
Стоящее на высоком холме, оно имело хорошую круговую естественную защиту: с запада — река Вёрда и огромное Козье болото, с севера — река Калика, а с юга и юго-востока — река Песоченка. К тому же городище было обнесено бревенчатым срубом в восемь метров высотой и окружено земляным валом.
— Не только от набегов ордынцев, княже, эта крепость построена, но и от разбойных людей, — пояснил Пересвет. — Скопищем они здесь обитают... Оттого зовут Лихаревское городище ещё и Скопинским...
— Ведомо, — ответил Дмитрий, прислушиваясь к крикам и ударам била о звонкий предмет за бревенчатыми стенами городища.
Вдруг распахнулись ворота и навстречу княжескому конному санному обозу вывалилась странная процессия. Впереди несколько женщин, до наготы раздетых, босиком, с распущенными волосами, которые густыми волнами спадали на лицо, грудь и плечи. Одна из женщин, запряжённая в соху, волочила её по снегу и в руках несла зажжённый фонарь. Сзади тёмной массой двигались мужчины, вооружённые цепами, граблями, топорами. Они кричали, визжали, колотили в бубны, барабаны, в железные пластины, кривлялись телами, потрясая руками. Можно было разобрать лишь отдельные слова:
— Дух чёрный... Изыди... Уйди в дым чёрный, огнём загорись... Изыди... Огнём...
И около изб, разбросанных по затынной стороне возле самого Козьего болота, забегали босые люди в лохмотьях, с горящими факелами и стали тыкать ими в соломенные крыши. Загорелось несколько домов, из них с плачем и воем выбегали с детьми женщины.
— Что же это?! — спросил в отчаянии Бренк. — Разбойники?..
— Хуже...
И вдруг процессия, вышедшая из ворот, увидела монахов на санях и с бранью бросилась им навстречу.
— Гони! — крикнул Пересвет.
Лошади взяли в галоп, и разъярённая толпа осталась позади, а сани вскоре покатились по льду широкой Вёрды, берега которой густо заросли низко склонившимися ивами. Кто-то из странной процессии погнался было за санями, на берегу потрясая ухватом. Один из дружинников, сидящих рядом с Пересветом и великим князем, выхватил из-под тулупа лук и уже приладил к тетиве стрелу, но Александр, обернувшись, так посмотрел на него, что тот от смущения повертел головой и быстро спрятал лук обратно.
Когда лошади по льду реки Вёрды пошли шагом, Пересвет сказал дружиннику:
— Дурья башка... Забыл, в кого стрелять надумал?! В своего же, русского...
— Разве это русские?.. Нехристи какие-то...
— Конечно, среди русских там и нехристи были... Это я знаю. Но кинулись они на нас не по злобе, а от великого горя... Чума у них. Дети мрут, старики, жёны... Кроме русских в этом городище и угры живут. Русские в горе, в несчастье Христу-спасителю молитву творят, а угры идут к шаману... Видать, молитва не дошла до Бога, вот и перебороли язычники да и подбили православных к безобразиям... Теперь ходить будут вокруг крепости до тех пор, пока какая-нибудь из женщин не упадёт на снег замертво закоченевшей... Тогда они её в костёр бросят, в жертву...
— Да, задумчиво молвил великий князь, — много ещё на Руси великого горя... Да тут ещё Орда хуже всякой чумы... Разбойники...
— Вон то место — широкое — на реке видите? — спросил Пересвет сидящих в санях, чтобы как-то отвлечь от невесёлых мыслей. — Вон там, где высокий берег справа... А слева будто и впрямь обвалился... Аксаем то место зовётся. По имени одного татарского разбойника. Хотите, княже, расскажу вам про это историю... Люди верят в неё...
— Рассказывай, отче, — попросил и Бренк.
— Так вот... Пронский князь Всеволод, сосватавший Всемилу, дочь воеводы Рогвоя, отличавшуюся необыкновенной красотой, весело справлял день своих именин, предвкушая близкое обручение. И вдруг пришёл на пир слепой гусляр, глаза которого были закрыты чёрной повязкой. Певец исполнил много песен, вызывая восторг слушающих. Князь отправил его к Всемиле, чтобы повеселить её. Всемиле было грустно у себя в тереме, потому что она не любила Всеволода. А любила она стройного юношу, как-то проехавшего мимо её окон и обменявшегося с ней взглядом. И с той поры Всемила решила скорее броситься с горы, на которой стоит Пронск, чем стать женой князя.
Читать дальше