Уильям Николсон - Родной берег

– А, Ларри. – Он потер глаза. – Ну и что мне с вами делать?

– Любезно принять. – Джеральдина очаровательно улыбнулась. – Предложить выпить и чувствовать себя как дома.

Лобовая атака явно выбила Армитеджа из колеи.

– Правда? – Он огляделся по сторонам, словно ища путь к отступлению. – Выпить, говорите? – И опрометью убежал в другую часть дома.

Эд и Китти тихонько захлопали в ладоши:

– Браво, Джеральдина!

– Полно вам! – Джеральдина даже покраснела.

Армитедж вернулся с бутылкой пастиса, водой и тремя стаканами.

– Больше не нашел, – пояснил он. – Чистых, в смысле. – Можете даже разлить, если хотите, – сказала Джеральдина. – Только мне не нужно, спасибо.

Китти тоже отказалась.

– А я выпью. – Эд развел пастис водой один к одному и опрокинул стакан.

Армитедж высунулся из окна:

– Нелл, жирная ты корова! А ну домой!

Гости сделали вид, что не слышали.

Нелл, вернувшись вместе с Ларри, одернула Армитеджа:

– Веди себя прилично. Или никаких трали-вали на неделю. – Да что я сделал? – обиделся Армитедж. – Привет, Ларри. Что с тобой?

– Не знаю. А что со мной не так?

– Ты весь сияешь. Тебя лаком покрыли?

– Я тебе говорила, – встряла Нелл, – он разбогател.

Оказалось, некое подобие обеда все-таки предполагалось. Нелл запланировала пикник на пляже. Она уложила в большую корзину хлеб, помидоры и свиной паштет. А также флягу местного сидра, чтобы было чем запить.

– Мы для того тут и поселились, чтобы пляж был у самого порога. Тони часами пялится на море. Я не понимаю, на что там можно смотреть, честно говоря. Просто огромное пространство без ничего.

– Ты просто дура безмозглая.

– Я думаю, он смотрит на море, чтобы прояснилось в голове, – продолжала Нелл, будто не слыша последней реплики. – Готовит ее, как холст.

– Абсолютно точно, – ответил Армитедж.

И, подойдя к Нелл, поцеловал ее у всех на глазах.

Они уселись в кружок на песке под большим пляжным зонтиком и делали себе бутерброды, отламывая куски от багета. Пэмми это нравилось.

– Мы сидим на земле и едим руками!

Армитедж жевал, уставившись на Китти.

– Не обращай внимания, – предупредила Нелл, – просто он хочет тебя написать.

– Да, хочу. У тебя интересное лицо.

– Так где ты работаешь? – спросил Ларри.

– Там, – кивнул Тони.

– Он устроил мастерскую в доме, – объяснила Нелл. – Теперь не надо толкаться в спальне, она же гостиная. Но ведь веселое было время! – Она обернулась к Джеральдине: – Ларри, Тони и я гуляли ночью вдоль Темзы и пили горячий сладкий чай в забегаловке для таксистов у моста Альберт-бридж.

– Кому еще сидру? – Эд отвинтил крышку фляги.

Мимо устало тащилось обширное семейство: дед с бабушкой, родители, дети, собака; они волокли корзины, коврики и зонтики. Вдоль горизонта полз пароход, почти не двигаясь с места. Время от времени Нелл гладила Тони по руке, будто напоминая о своем присутствии.

Потом между ними вспыхнула внезапная яростная ссора, начавшаяся с предложения Нелл показать гостям мастерскую Тони.

– Я не слон в зоопарке, – отрезал он.

– Разве ты не выставляешься? – наседала Нелл. – Да ты же все готов выставить напоказ!

– Да по мне хоть бы никто не видел моих работ!

– Что за враки! Ты лицемер!

– Корова!

– Да ты просто боишься! Это хрен знает что! – Она повернулась к остальным: – Все его картины раскупают. Знаменитости умоляют, чтобы он написал их портрет. Его сравнивают с Тицианом. А он от ужаса в штаны кладет.

– Сука!

– О да! Очень умно! Вот это аргумент! Крыть нечем!

Армитедж вскочил и побрел прочь по пляжу.

– Давай! – крикнула Нелл ему вдогонку. – Драпай! Трус! – А потом спокойно добавила для остальных: – Не волнуйтесь. Я покажу вам его студию.

– Но ведь он этого не хочет, – удивилась Джеральдина.

– А почему только он должен получать что хочет? А что насчет моих желаний?

Они собрали вещи, отряхнулись от песка и толпой отправились домой. Армитеджа нигде не было. Нелл отвела их по лестнице в дальнюю комнату на втором этаже – бывшую спальню, а ныне мастерскую художника. Холсты теснились вдоль стен, лежали на длинном, заляпанном краской столе. У окна стояло два мольберта, на каждом – незаконченная работа. Центр помещения занимало кресло с накинутым на него пестрым покрывалом. На одном из незаконченных портретов проступали черты старика, на другом – крепкая женская фигура.

Ларри и остальные молча разглядывали картины.

– Неохота признать, – произнес наконец Ларри, – но подлец стал писать еще лучше.