Дмитрий Миропольский - American’ец [Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого]

Иногда, впрочем, Крузенштерн использовал другую тактику. Взбираясь на гребень, он не приводился — то есть не ставил корабль перпендикулярно, а напротив, уваливался так, чтобы встать параллельно гребню. Волна сама переносила «Надежду» через гребень, — и рулевые что есть мочи налегали на штурвал, возвращая корабль к соскальзыванию со склона волны под углом. Однако в этом случае перед самым гребнем, когда нос резко уваливал в сторону, волна неизбежно захлёстывала палубу…

…и при очередном таком манёвре на глазах Фёдора Ивановича потоком воды смыло матроса, который крепил разболтавшийся груз на палубе под командой офицера, — за тучей брызг было не разглядеть, кого именно. Офицер намертво стискивал руками леер, а матрос на мгновение отпустил страховку и немедленно за это поплатился.

Толстой чуть было не прыгнул следом. Всегдашнее хладнокровие остановило его, и граф выхватил из-за пазухи кинжал. Он вооружился сразу по возвращении в каюту: среди сторонников Крузенштерна и противников Резанова с пустыми руками было неуютно. Но не таскать же при себе абордажную саблю, в самом деле! Зато кинжал, о котором никому не ведомо, мог в случае чего сослужить добрую службу.

Вот они пригодился: Фёдор Иванович перерубил канатный леер и, наспех обматывая свободный конец вокруг пояса, крикнул офицеру:

— Помогай!

— Jeder für sich und Gott für uns alle! — услышал он в ответ сквозь вой ветра и рёв океана. — Каждый за себя, и бог за всех нас!

Немец не собирался рисковать жизнью. Толстой выплюнул солёную воду, попавшую в рот, и рванулся к борту, за который волна унесла матроса.

Тот успел уцепиться за обрывок такелажа и держался из последних сил над бушующей бездной. Фёдор Иванович увидел его белое лицо, налитые кровью глаза и рот, раздёрнутый в беззвучном крике. Матрос обезумел от смертельного ужаса. Он был мало похож на того весельчака и балагура Пашку, который ещё поутру сыпал прибаутками направо и налево, изображая Нептуна. Сейчас бедняга уже попрощался с жизнью, чтобы отправиться прямиком на встречу с морским царём…

…но в последний миг Фёдор Иванович запустил могучую пятерню парню в волосы и потащил его к себе. Боль вернула Пашку в сознание, он принялся карабкаться обратно на борт. Толстой ухватил матроса второй рукой за штаны и перебросил на палубу, а дальше оба, цепляясь за канат, которым обмотал себя Фёдор Иванович, ползком добрались в куда более безопасное чрево корабля.

Немецкого офицера было не видать.

— Узнаю, кто — зарублю! — тяжело дыша и отплёвываясь, пообещал Фёдор Иванович.

— Вашсиятьство… вашсиятьство… — всхлипывал Пашка, не в силах подняться на ноги; качкой его мотало по мокрому дощатому настилу от переборки к переборке, — вашсиятьство… раб ваш отныне… всё, что прикажете…

— Живи уж! — хмыкнул довольный граф.

Когда шторм улёгся, Фёдор Иванович в сухом платье вышел на палубу, чтобы исполнить задуманное — покарать трусливого немца. Крузенштерн преградил ему дорогу и отвёл на ют.

— Ваше сиятельство, — сказал капитан, глядя на коренастого графа с высоты своего роста. — В Санта-Крус все имели возможность убедиться, что вы настоящий офицер и знаете, что такое честь. Во время шторма я оставался здесь, на юте, и видел ваш геройский поступок. Примите моё искреннее восхищение и позвольте быть с вами откровенным. — Крузенштерн говорил с тем заметным акцентом, который выдавал его волнение. — Вскоре после того, как вы появились на корабле, мне стало известно, что вы не тот, за кого себя выдаёте. О вас надлежало немедля сообщить властям. Однако я рассудил, что в дальнем походе хороший моряк и умелый воин будет намного полезнее блюющего художника. Постарайтесь не разубеждать меня в этом. Я не хотел бы жалеть, что оставил вас на корабле, и предпринимать действия к вашему преждевременному возвращению в Россию. К тому же теперь вам известны некоторые тайны, с которыми была связана подготовка экспедиции. Полагаю, подробности вы также оставите при себе и не станете делиться ими с кем-либо. Мы урегулируем отношения с господином Резановым в новых обстоятельствах. Вас же я прошу ограничить себя обязанностями кавалера свиты: в Японии вам представится возможность явить свои лучшие свойства. Не ищите ссоры с моими офицерами и не чините мне препятствий — это позволит каждому достойно выполнить свой долг. Наслаждайтесь путешествием, ваше сиятельство!

Крузенштерн коротко поклонился и ушёл.

— Где нам, дуракам, чай пить, — глядя ему вослед, с досадой пробормотал Фёдор Иванович.