Дмитрий Миропольский - American’ец [Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого]

Он упирался, император настаивал. Пригласил в личный кабинет и сказал:

— Коли не хочешь ехать в деревню, оставь детей попечению родственников, а сам отправляйся в путешествие. Рассеешься, на мир посмотришь — не всё же тебе в Сенате безвылазно сидеть!

Это милостивое предложение обер-прокурор сумел обернуть в свою пользу — и вызвался в государевы ревизоры. Но не прямо: для начала помянул давнюю затею с открытием морского пути на Аляску. Знал, что молодой государь в восторге от смелого прожекта капитана Крузенштерна.

Уже следующим летом предстояло морякам отправиться кругом света и навестить русские поселения в Америке, на владения Компании вблизи посмотреть. Экспедицию готовили с необычайной резвостью, и — совсем уж редкий случай! — поход щедро оплачивала казна. Это был настоящий подарок судьбы, и мог ли Николай Петрович остаться в стороне?! Но государю он говорил о другом, и Александр Павлович соглашался: кому же инспектировать дальние земли России, как не Резанову, первейшему знатоку американских краёв…

Так разговор обер-прокурора с императором перешёл с увеселительного путешествия — на кругосветный поход государственной важности. Правда, случилась в разговоре неожиданность.

— Вот смотри, — Александр Павлович широко указал на карту, что развёрнутой лежала на столе, — белым-бело! Робкие контуры, не более. Здесь Камчатка, здесь Сахалин, и там тоже подданные наши живут… Но до конца никому не ведомо, как выглядят сии земли. А на юге, рядом совсем — Япония. Сосед ближайший. Почему же у нас отношений с японцами нет?

Ни у кого до сих пор с Японией дипломации не получалось, говорил молодой император. Но если из Европы глядеть, Япония — другой конец света. Сидят японцы на своих островах, сами оттуда никуда — и к себе никого не пускают.

— Впрочем, как раз в последнее время купцы наши жалуются, что людишки японские тихой сапой стали русских людишек теснить, — добавил государь. — Перебираются морем и селятся по нашим берегам, где захотят. Зверя бьют, рыбу ловят — вроде как на своей земле. И дохода казне никакого, один убыток. И до смертоубийства всё чаще дело доходит…

Резоны молодого императора были Николаю Петровичу понятны. При государыне Екатерине Великой крепко встала Россия на Чёрном море — вот и желал теперь Александр Павлович по примеру бабушки своей навести порядок на Дальнем Востоке империи. Желал в историю войти не только как первый Александр на российском престоле, но и как первый европейский монарх, утвердившийся на краю света. Там, куда даже тёзка его, великий Александр Македонский, не добрался.

Честолюбивые замыслы государя оказались намного более обширными, чем предполагал Резанов. Заводя разговор о Русской Америке, обер-прокурор имел в виду инспекцию тамошних поселений и свой денежный интерес. А предложение получил — стать первым послом в Японию.

— Это трудный подвиг, государь, — промолвил озадаченный Николай Петрович. — Не знаю, по силам ли… Жизнь моя тягостна, и я готов каждодневно жертвовать ею во благо отчизны, однако она пока нужна детям.

Император ободряюще положил ему руку на плечо:

— Верю в тебя! Таких людей, как ты, у нас немного. Сам посуди: можно ли найти лучшего посланника? С младых ногтей служишь верой и правдой — сперва бабушке, потом отцу, теперь мне… А детей твоих мы покровительством не оставим, будь благонадёжен.

— Этого больше чем достаточно. Других милостей и наград за подвиг свой не жду, — с поклоном осторожно сказал Резанов.

— Ну-ну, — Александр Павлович погрозил пальцем на его хитрость, — казнить или миловать, награждать или нет — воля твоего государя. Так что позволь мне самому решать. А ты принимайся за дело, раз уж так желаешь послужить. Время летит быстро!

С того памятного разговора в государевом кабинете время действительно полетело быстро — куда быстрее прежнего. Николай Петрович окунулся в подготовку посольства, участвуя притом в хозяйственных делах будущего путешествия и не оставляя прежних занятий.

Он не заметил, как промелькнул остаток осени. Меньше обычного тяготился несносной петербургской зимой. А как лёд с Ладожского озера весной прошёл по Неве в Финский залив и на главной столичной реке установилась навигация — суматоха со снаряжением экспедиции поглотила вообще всё время и все мысли без остатка. Измученный Николай Петрович стал совсем плохо спать, и ночами его мучили кошмары о смерти жены вперемешку с ужасами дальнего похода: видения собственной размозжённой головы сменялись холодом цепких щупалец морских чудовищ, которые опутывали прикорнувшего обер-прокурора и тянули в чёрную океанскую глубину.