Дмитрий Миропольский - American’ец [Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого]

— Я же не абы кого, я Кривого послал, — оправдывался Огонь-Догановский, — и он с собою лучших взял. По ним верёвка давно плакала, никакого чёрта не боялись! И место выбрали — лучше не придумаешь. Ну всё как по маслу! Надо же было американцу откуда-то вылезти…

Резанов отшвырнул полотенце и рявкнул:

— Что ты заладил! Американец, американец… Это Кривой тебе сказал, что на них напал американец? А он откуда знает?

— Тот сам так назвался.

— По-русски?!

— По-русски, Николай Петрович. Откуда Кривому по-английски понимать? С виду, сказал, дворянин — при шпаге. И по-нашему говорит чисто.

Значит, американец… Николай Петрович задумался. Об Америке и американцах ему, кажется, было известно всё. Тогда какой такой американец гарцует на подъезде к российской столице, суёт свой нос куда не надо и тычет шпагой обер-прокурорских разбойничков?!

Что ж это за американец, о котором ничего не знает сам Резанов?!

Победа была полной.

Гарнерен, облокотившись на Семёна, поковылял в экипаж — приводить в чувство супругу. Князь и его спаситель озирали поле боя.

Два заколотых разбойника уже не дышали. Бородатый детина распластался возле телеги: получив сокрушительный удар оглоблей, он приложился напоследок виском к ступице колеса и теперь слабо подрагивал в агонии.

— Собаке собачья смерть, — безразлично сказал молодой человек и склонился над главарём.

Бандит в синем армяке неподвижно лежал ничком. Волосы на затылке слиплись от крови: князь от души огрел его камнем. Но лишь только молодец перевернул мужика навзничь — тот вдруг вцепился ему в лацканы сюртука, повалил на землю, а сам вскочил и бросился бежать в придорожный лес.

За ним никто не погнался. Молодой человек сел, с переливами длинно свистнул в четыре пальца и закричал, как на псовой охоте:

— Ату его!

Расхохотался, встал и засвистел снова.

Люди в сражении и особенно после боя ведут себя по-разному. Этот юноша показал себя храбрецом; крови не боялся, держался прекрасно — и всё больше нравился генералу.

— Я князь Сергей Лаврентьевич Львов, — сказал старик, — позвольте узнать и ваше имя. Вы в самом деле американец?

— Гардемарин граф Толстой Фёдор Иванович, — лихо отрапортовал молодец и щёлкнул каблуками. — К вашим услугам!

Подкрепляя окрики ударами шпагой плашмя, граф согнал ленивых возниц с насиженных мест и заставил сложить трупы разбойников на обочине. Одного возницу оставили стеречь их до приезда полиции, другой на телеге потащился вслед за экипажем в город.

Толстой привязал своего вороного к запяткам княжеской колымаги, под присмотр Семёна, а сам забрался на козлы. Кучер был крепко напуган соседом: мало того, что молодец расправился с несколькими разбойниками, так ещё всю дорогу то лупил его эфесом шпаги по спине, чтобы ехал быстрее, то недобро скалился и грозил обрезать уши. Сергей Лаврентьевич с улыбкой подумал, что граф Фёдор Толстой похож на графа Алексея Орлова в молодости — красавца, богатыря, забияку и весельчака. Разве только в размерах уступал Толстой легендарному сподвижнику императрицы Екатерины: Орлов был гигантом, Фёдор Иванович же рост имел не выдающийся.

Стараниями графа до Петербурга добрались в два счёта, почти наверстав время, потраченное в схватке. Князь настоял, чтобы поехали к нему: один из давних друзей отвёл Сергею Лаврентьевичу флигель в столичном особняке. Вызван был врач — осмотреть повреждённую руку князя; после гостям подали сытный обед.

— Мне жаль вашего платья, — сказал князь.

— Увы, загублено бесповоротно, — согласился Фёдор Иванович. — Ничего, карты меня любят. Нынче же буду играть и как-нибудь на новый сюртук напонтирую. А скоро пора форму офицерскую заказывать. Надену — и уж снимать не стану.

Действительно, Толстому днями предстоял выпуск из Морского кадетского корпуса. Он ещё не знал, как сложится его судьба, но и не утруждал себя предположениями. Известное дело: был гардемарином — произведут в мичманы, и пошла служба!

— Мечтаете о ратных подвигах? — поинтересовался старый генерал. — Впрочем, что за глупости я спрашиваю… Конечно, мечтаете! Да и кто не мечтал в вашем возрасте? Небось, сочинением де Сандра зачитываетесь?

О, да! Куртиль де Сандра был с детства любимым автором графа: настольная книга Фёдора Ивановича носила длинное интригующее название «Воспоминания господина д’Артаньяна, капитан-лейтенанта первой роты королевских мушкетёров, содержащие множество частных и секретных вещей, которые произошли в правление Людовика Великого».