Юрий Трусов - Золотые эполеты

— Мало нас, севастопольцев, осталось в живых. Ох, мало, мичман, таких, как ты и я, кто с Нахимовым и Корниловым на кораблях плавали да на бастионах врага отражали, наверное, уже никого нет. Все уже там… Нас, поди, дожидаются, — без всякого предисловия сказал Бутаков, стиснув руку Кондрата.

Адмирал был сильно растроган неожиданной встречей с бывшим своим подчиненным, потому что он впервые с ним стал говорить запросто, на «ты». И Кондрата не обидело такое обращение. И видно было по всему, что хотя Бутаков много лет уже его не видел, но часто вспоминал о нем. А когда они выпили по стакану шампанского за встречу, потом за то, что в Петербурге построен и спущен на балтийские волны новый броненосный крейсер водоизмещением восемь с половиной тысяч тонн, названный «Нахимов», адмирал прослезился. Тут Кондрат почувствовал, что настало ему время выложить Бутакову все, что у него накопилось на душе. Сказать правду истинную про Одессу, и он сказал ему все, что он мог сказать откровенно только еще одному человеку — своей жене Богдане. Ведь перед ним сейчас сидел не грозный адмирал, а душевный друг, Григорий Иванович. И мичман выложил ему все, не торопясь. Сказал и то, что в Одессе прочно забыли основателей, и о том, что город стал центром фальши и воровства, и о том, что фальсификация и ложь отравили жизнь здесь во всем, на каждом шагу. Помянул и о зловонных, грязных окраинах, где погибают и взрослые, и дети…

Бутаков, не перебивая Кондрата, задумчиво и сочувственно глядел на него, казалось, ловил и запоминал каждое его слово. Потом сказал:

— Бесстрашный ты человек, мичман.

— Ну что вы!

— Не спорь. Я тогда еще, в бою, когда на «Владимире» вместе плавали, за тобой эту смелость приметил. И по-моему ты поступил правильно, когда мое приглашение поступить обратно на флот не принял. Трудно было бы тебе сейчас. Кривить душой ты не умеешь.

— Это точно.

— Экий ты молодец! Все еще со стены бастиона на всех взираешь… С «большого редана», как говорят англичане, т. е. с нашего родного бастиона.

— А ведь его, наш родной бастион, если бы не предательство, никакие враги у нас не отняли бы.

— Верно, мичман, никакие враги.

Они попрощались и на этот раз навсегда.

Про адмирала Григория Ивановича Бутакова на флоте говорили, что он человек, у которого слова никогда не расходятся с делом. Кондрат тоже убедился, что это так. В дверь его домика скоро постучались два гостя, прибывших из самого Петербурга. Один из них, постарше, с бородой, в потертом цилиндре, представился сотрудником редакции известного столичного журнала, а другой, маленький, юркий, с черным квадратным ящиком за спиной, — одесситом фотографом. Бородатый журналист расспросил Кондрата и Богдану про их участие в Крымской войне. Потом попросил их одеть боевые медали и выразительно мигнул фотографу, который расторопно навел на них черно-синий, как огромный бычий глаз, объектив своего квадратного ящика. Он сделал с них ряд снимков. Потом, не задерживаясь ни минуты, несмотря на гостеприимное приглашение Хурделицы отобедать у них и отдохнуть, гости, поблагодарив, раскланялись и отправились в усадьбу к соседнему богатому помещику, где пробыли несколько дней.

Кондрат и Богдана стали было забывать о визитерах, но через некоторое время из Петербурга почта принесла им увесистую бандероль, в которой был экземпляр столичного журнала и краткое письмо Бутакова.

Адмирал поздравлял в нем супругов Хурделицы со статьей о них, помещенной в журнале, а также, на той же странице, — великолепной фотографией.

Снимок в самом деле получился отменный. На нем Кондрат и Богдана были показаны очень отчетливо, в полный рост, с боевыми медалями «За защиту Севастополя».

Статья журналиста им понравилась меньше, и даже не потому, что грешила некоторыми неточностями, но в ней мичман Хурделица и его жена Богдана, сестра милосердия, показаны эдакими бесшабашными смельчаками и отчаянными вояками. Кондрата разозлило то, что журналист от себя вложил в его уста фразу, что теперь он в восторге от того, что построены новые броненосцы, которые понесут свои вымпелы в Японские и Желтые китайские моря, чтобы расширять владения империи.

— Ведь я совсем противоположного взгляда! — возмущенно сказал Кондрат. — Ну куда же нам еще расширять империю?! Земли-то у нас предостаточно. Порядка-то на своей навести никак не можем, и зачем нам еще в китайские да японские края лезть? А эти броненосцы дорого стоят, а от них пользы, как от козла молока. Я буду писать опровержение. Жаловаться на эту глупость в редакцию журнала и адмиралу Бутакову.