Но не успел он проговорить этих слов, как дверь отворилась, и в ней показался сам полковник Людвиг Экгоф.
— Простите меня, ваша светлость, — спокойно и с достоинством проговорил он, — но у меня тоже нет времени заезжать завтра.
Меншиков злобно взглянул на него из-под своих седых бровей.
— Стало, ты нынче у дверей, подслушиваешь, Экгоф, — сказал он ему.
— Нет, князь. Но я, долго поджидая ответа, пришел в нетерпение и подошел к дверям. Я услыхал ваши речи. Мне ждать некогда, и с позволения вашей светлости, я тотчас же доложу то, что имею сказать.
— Говори, коли так, — пожав плечами, ответил ему Меншиков, внутренно удивляясь его смелости и необычайной настойчивости. — Что развесил уши, ступай! — накинулся он на денщика. — Говори же!
Он даже кивнул Экгофу головой на кресло, но сам не сел, а продолжал одеваться.
— Говори, — еще раз повторил он, видя, что полковник медлит, — или я тебя отсюда вышвырну. В чем твое дело, если у тебя есть таковое?
Наконец, после некоторой внутренней борьбы с самим собою, Экгоф решился:
— Дело идет об одной преступнице, князь, которую я хочу предать вашему усмотрению.
— О преступнице?.. О какой там еще преступнице, говори толком и не тяни по-пустому.
— Ее зовут… Марьей Даниловной Гамильтон. Но у нас ее называют Гамонтовой.
Рука Меншикова дрогнула при этих словах так сильно, что он оторвал дорогую застежку от своего камзола.
— Ты говоришь про Гамонтову, что в близких прислужницах у императрицы и…
Он сдержался и умолк, вопросительно глядя в глаза полковнику.
— Про нее самое.
— Что ты шутки шутить вздумал? — все больше и больше волнуясь, заговорил князь. — Какая она преступница, в своем ли ты уме, полковник?
— В своем, светлейший князь, и повторю, коли велишь, свои слова ни токмо перед тобою, но и перед коллегией.
— Какие-нибудь бабьи выходки, а ты преважно называешь их преступлениями?
— Марья Даниловна настоящая преступница, князь. И если твоя светлость готова выслушать меня…
— Говори. Говори же все, что знаешь.
— Знаю я многое и все скажу, что знаю. Ее преступления неисчислимы и страшны и, если позволите…
— Как «если позволю!» Я слушаю тебя обоими ушами… Только, Бога ради, не тяни, говори скорее!
— Я давно знаю эту женщину… — начал Экгоф. — Со дня ее прибытия в столицу.
Меншиков усмехнулся.
— Ведомо мне то. Ведомо и то, что вы любили друг друга. Что же дальше?
— Но я не знал в то время, кто она.
— А теперь знаешь?
— А теперь знаю. Помните, князь, царю было донесение, что князь Реполовский бесследно пропал из усадьбы Стрешнева?
— Помню.
— Помните и то, что в усадьбе Стрешнева был пожар и сгорел при этом сам владелец?
— Слыхал что-то, да точно не упомню того. И что из этого?
— Князя Реполовского убила Марья Гамонтова, как и Стрешнева. Усадьбу сожгла она же и, вы крав деньги и драгоценности, бежала сюда.
— Что ты говоришь! — почти радостно вскрикнул Меншиков.
— Да, но это еще не все…
— Как не все? Да этого совершенно достаточно, чтобы отрубить ей голову.
— Это еще не все. У нее было двое детей, и обоих она убила…
Экгоф замолчал, провел рукою по лбу, как бы отгоняя от себя дурное видение.
Меншиков тоже молчал.
Он, очевидно, в настоящую минуту обдумывал все, что услыхал от полковника, и рассеянно смотрел на него.
Затем Экгоф продолжал:
— Вот ее преступления, князь… таковые страшные преступления, каковым трудно было бы поверить, если бы не…
— Если бы не… что?
— Если бы не было налицо очевидца.
— И этот очевидец?.. — быстро спросил Меншиков.
— Очевидец и сообщник этот — некий цыган Алим, — ответил Экгоф. — Заметьте, ваша светлость: и «сообщник».
— Ты его видел, говорил с ним?
— И видел, и говорил.
— Где же он теперь? — с беспокойством осведомился Меншиков.
— Он, по моему приказанию, взят под стражу и содержится под крепким караулом, — успокоительно сказал Экгоф.
— А! — облегченно вздохнул князь. — Но почему сей очевидец и соучастник преступлений сей распутной женщины донес на нее тебе?
— Потому, что он был исполнителем ее преступлений, слепым орудием в ее руках, ослепленный ее красотой и обольщенный ее обещанием уйти с ним в табор. Она обманула его, и он теперь мстит ей.
— Так. Сие мне понятно. Но непостижимо, почему цыган отправился с доносом к тебе именно?
— Я забыл сказать вашей светлости, что цыган сей служит под моим ведомством в царевой кузнице кузнецом.
Читать дальше