Валериан Светлов - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Цыган засмеялся на эту угрозу, и смех его вывел из себя Марью Даниловну.

Она побледнела…

— А, ты смеешься! — задыхаясь, сказала она. — Ты смеешься. Да что же ты, о двух головах? Что же ты не знаешь, что у меня есть такие покровители, которые заставят тебя молчать, ежели бы ты заговорил?

Она ударила несколько раз в ладоши, призывая своих слуг.

Но цыган быстро подскочил к ней и схватил ее за руки.

— Берегись, боярыня! Как полюбил, так возненавижу тебя!.. Страшна будет месть моя!

В комнату вошли люди.

— Возьмите этого человека! — приказала им Марья Даниловна. — Это убийца и вор. Он пришел ограбить меня.

— Проклятая! — вскрикнул в исступленной ярости цыган и выхватил кинжал из-за пояса.

К нему подскочили люди. Он замахнулся на них, и так как они были невооружены, то и отступили к двери в соседнюю комнату, в которую скрылась Марья Даниловна…

Цыган воспользовался замешательством челяди, подбежал к окну, высадил его плечом и скрылся в саду.

Марья Даниловна сидела, глубоко задумавшись…

Вспомнились ей последние дни усадебной жизни. Ей не было тогда другого выхода, как согласиться на план цыгана поджечь и обокрасть усадьбу, и она согласилась на это.

Неужели же никогда не кончатся ее тревога, ее расчеты с прошлым?

И вдруг, точно два призрака, встали перед нею обугленные трупы Никиты и карлицы, и она с ужасом закрыла глаза…

Нет, нет, лучше не думать о всех этих страшных вещах, не волновать себя по-пустому и приготовиться к свиданию с императрицей, которое одно только и занимало ее теперь… Цыгана, с помощью Меншикова и его офицера Экгофа, всегда можно будет убрать с ее пути.

Она понемногу успокоилась и привела себя в порядок.

Затем она стала торопливо разыскивать в маленьком сундучке платок, который когда-то подняла в мариенбургской таверне в ту минуту, когда Марта отбивалась от забиравших ее в плен солдат.

Наконец она нашла его.

— Вот он, — проговорила она— вот драгоценная лестница к моему могуществу!..

Императрица имела обыкновение рано вставать и после легкого завтрака тотчас же отправляться в парк на прогулку, иногда совершенно одна, что бывало, впрочем, редко, но чаще всего в сопровождении камер-фрейлины.

Но Петр вставал еще раньше… Он быстрой и деловитой походкой обходил дворцовый сад, останавливался на короткое время перед новыми или заканчивающимися сооружениями и фонтанами, говорил о своих предложениях строителям, одобрял их работы или делал какие-нибудь указания.

Доступ в сад посторонним лицам не был особенно затруднительным. Следовало пройти у входа в сад к дежурному караульному офицеру и объяснить ему более или менее удовлетворительно цель посещения сада.

Были лица, которым эти формальности казались совершенно лишними, потому что они имели раз навсегда постоянное разрешение от Меншикова, и к таким лицам принадлежала Марья Даниловна.

Как она ни думала, сколько ни решала о предстоящем свидании, ни до чего определенного не додумалась и, несколько смущенная, отправилась в парк, сама не зная, ни что она сделает, ни что скажет в случае встречи с кем-либо из высочайших особ.

Она шла долго по пустынным аллеям парка. Было еще довольно прохладно, и сырость поднималась в виде легкого невысокого тумана с лужаек и полянок сада.

В конце длинной, почти бесконечной аллеи увидела она высокую и статную фигуру гиганта-царя.

Он был в обычном своем темно-зеленом камзоле, в треуголке, в руке держал знаменитую «дубинку»…

Его сопровождал Меншиков.

Они шли навстречу Марье Даниловне.

Когда она поравнялась с ними, то остановилась в почтительно-склоненной позе, и на лице ее отразился восторг при виде царя.

И царь обратил на нее внимание.

Он зорко своим пронизывающим орлиным взором всмотрелся в ее красивое лицо, мало стесняясь, громко спросил у Меншикова:

— Кто сия зело великолепная дама?

Меншиков хмуро взглянул на Марью Даниловну и поклонился ей. Он был в этот день не в духе и еще помнил свою неудачу на ассамблее у неприступной для него красавицы.

— Марья Даниловна Гамильтон, ваше величество, — ответил он вполголоса, без всяких дальнейших объяснений.

Но Марья Даниловна взглянула на него таким многообещающим взглядом и так мило и ласково улыбнулась ему, что светлейший мгновенно смягчился и еще сказал несколько слов царю, которых Гамильтон не могла расслышать.

При звуке чужеземного имени царь насторожился.