Лицо Пронского потемнело, и его брови сдвинулись.
— Нет, — решительно ответил он, — нет, дочку видеть я не хочу. Да и нет у меня дочери: была одна, но и та опозорила меня, в могилу мать уложила и меня на плаху послала. Из-за нее я здесь, царевна.
— Из-за нее ли, князь? Подумай? — задушевно проговорила царевна. — Она у тебя несчастная, очень несчастная, а тебя привели сюда злоба людская да нрав твой неукротимый. Не вини ты дочери и прости ей, как простит тебя Тот, пред Кем ты, может статься, скоро предстанешь!
Маленькая закутанная фигурка в темном углу зашевелилась; раздались громкие рыдания, и при последних словах царевны она упала на колена у ног князя. Обнимая их и обливая слезами, она заговорила:
— Батюшка родимый, прости, прости меня! Отпусти грех мой невольный… Дай слово вымолвить, свет батюшка! Ой, тошно мне, сиротинке, все нутро мое выгорело, не жилица я на белом свете! Не дай в могилу уйти со змеей-тоской!..
Пронский с удивлением посмотрел на дочь.
— Откуда выискалась? Из-под венца к милу дружку сбежала, без воли отца и матери обвенчалась, так что ж теперь тебе от меня надо? Гляди, любуйся, на что стал похож твой отец! Радуйся! Колодника-отца благословенье понадобилось? А по чьей вине этот срам на голову мою упал, как не по милости дочки богоданной? Теперь благословения пришла просить, чтобы слаще было целоваться да миловаться с милым дружком? Нет тебе моего благословения ни во веки веков! Ступай от меня прочь, непокорливая дочь, погубительница отца своего родного, блудница бесстыжая! — И князь оттолкнул ее от себя…
Ольга в судорожных рыданиях упала на земляной пол.
Царевна, едва сдерживая слезы, положила свою руку на горячий лоб узника.
— Мне жаль тебя, князь, — тихо проговорила она, видя, как ее слова успокоительно действуют на этого все еще не укрощенного человека, — я с добром и лаской пришла к тебе, я хочу пролить мир в твою измученную, истерзанную душу и привела к тебе дочь для того, чтобы вы примирились перед вечной разлукой. Если Ольга виновата перед тобой, то и ты виноват перед нею. Ты дал мне слово, что повенчаешь ее с Леоном Джаваховым, я поверила тебе; помнишь, как ты Богом клялся мне? А разве ты сдержал свое слово?
Елена Леонтьевна пристально смотрела в глаза Пронскому, и он смутился от этого взгляда.
— Мне грозили… пыткой, позорной казнью, если не повенчаю Ольги с Черкасским, — пролепетал князь.
— Ты убоялся пытки и ради своего тела не побоялся погубить душу, не сдержав слово? — упрекнула царевна.
— Не пытки я боялся, и не лютая казнь была страшна мне, — горячо произнес Борис Алексеевич.
— А что же? — с любопытством спросила царевна.
— То, что я тебя навеки лишался.
Царевна вспыхнула, но, сдержавшись, ласково ответила:
— Меня ты напрасно в мыслях имел. Ведь сказывала я тебе, что хотя мой муж и без вести пропал, а все я считаюсь его женой, и, пока глаза мои его тела мертвого не увидят, ничьей женою я не буду, и не для чего тебе меня было в мыслях держать.
— На смерть пойду, а все одна ты в моих мыслях будешь, — упорно проговорил Пронский.
— Знать, вы с дочерью одного нрава, — перевела царевна разговор на княгиню Ольгу, — она тоже и слышать не хочет о другом помыслить.
— Чего же ей мыслить о другом? Ведь ты своего дождалась! — криво усмехнулся князь, с ненавистью глядя на все еще распростертую у его ног дочь.
— Вот ты, князь, выслушай до конца, — остановила его царевна. — Не своей волей убежала она к Леону… он силой увез ее и обвенчался с нею насильно.
— Это все равно, — угрюмо проговорил Пронский.
— Постой же, говорят тебе, — нетерпеливо остановила его опять грузинка, — вся вина Ольги в том, что вышла она к нему проститься…
— Матушка дозволила, благословила, сказала: «Поди простись», — робко ввернула Ольга. — Я пошла, а там у тына и ждал меня… Леон.
Ее голос пресекся, и она разразилась рыданиями.
— Леон со стрельцом Дубновым, — продолжала ее рассказ царевна, — и еще двумя стрельцами и… с моим сыном, царевичем Николаем, — уже тихим голосом докончила Елена Леонтьевна.
— Как? И царевич на такое озорство пошел? — с неудовольствием спросил Пронский.
— Он тоже возмутился, когда узнал, что ты не сдержал своего слова и хочешь насильно повенчать дочь с другим.
— Юн он еще, чтобы судить поступки старших, — сурово произнес князь.
Елена Леонтьевна снисходительно улыбнулась.
— У нас юноши приучены думать и рассуждать, — произнесла она. — Да дело не в царевиче: он только помогал своему наставнику, которого очень любил. Когда Ольга вышла к ним, они схватили ее, посадили на седло и увезли в церковь; там обвенчали и спрятали в дом, раньше приготовленный Дубновым для молодых…
Читать дальше