Валериан Светлов - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Убью, убью я ее! — скрежеща зубами, отвечал на все эти советы Пронский.

Вдруг вся толпа заволновалась, разговоры смолкли, и все с изумлением дали дорогу трем рослым стрельцам, пробиравшимся прямо к хозяину.

— Что вам надо? — вскинулся на них Пронский. — Куда без доклада лезете?

— Времени нету, княже! — ответил ему, низко кланяясь, один из стрельцов, который был не кто иной, как сам Дубнов. — Принес тебе весть о… о дочери твоей.

— Говори, говори! — кинулись к нему Хитрово и оба князя.

— Это княгиня будет? — невинно спросил Дубнов, снимая шапку перед Хитрово и кланяясь ей в пояс, хотя отлично знал красавицу боярыню.

— Ты знаешь, где княжна? — тряся его за рукав кафтана, спросил Пронский.

— Я весть тебе принес о ней… только ты дай мне слово, что не причинишь ни мне, ни товарищам никакой обиды… Тогда скажу.

— Даю слово свое княжеское! — крикнул Пронский.

— И он пусть даст! — кивнул стрелец на Черкасского.

— Чего еще задумал? Нешто я хозяин? — хмуро ответил Черкасский, пристально вглядываясь в стрельца. — Кабы я был хозяином, давно бы тебя велел собаками затравить. Что-то мне твое обличье знакомо.

— Вспомни, князь! — засмеялся стрелец.

— Будет зря болтать! — раздалось со всех сторон. — Говори, что знаешь о боярышне?

— Ты вытащил княжну из… Москвы-реки? — глухим голосом, мрачно глядя на стрельца, спросила Елена Дмитриевна. — Что ж, жива она?

— Эка чего вздумала! — рассмеялся Дубнов. — Вестимо, жива княгиня.

— Я не княгиня, — сверкнув глазами, крикнула Хитрово, — иль не знаешь меня?

— Не о тебе и речь идет, боярыня.

— Кого ж княгиней ты назвал? Ведь княжна Ольга с князем Черкасским еще не повенчаны?

— Говори, что знаешь ты о княжне? — угрозливо спросил Пронский.

— Княжны нет более…

Невольный крик торжества вырвался из груди боярыни, но она, желая скрыть смущение, закрыла лицо руками.

— Не торопись, боярыня… печалиться, — насмешливо произнес Дубнов. — Нет более княжны Ольги Борисовны Пронской, а зато есть княгиня Джавахова, час тому назад повенчанная с князем Леоном Джаваховым.

Елена Дмитриевна с широко раскрытыми глазами кинулась к Дубнову и, схватив его за ворот рубахи, неистово начала трясти его.

— Ты лжешь, ты лжешь! — хриплыми звуками вылетало из ее сжатого горла. — Вор, разбойник!

— Пусти, боярыня! — отбивался от рассвирепевшей женщины Дубнов. — Ворот весь изорвешь!

Пронский стоял словно громом пораженный, не будучи в силах произнести ни слова. Это известие сразило его и утишило тот гнев, который до сих пор бушевал в его груди. Он знал, что оскорбленная и взбешенная боярыня Хитрово не пощадит его и что он уже погиб. К чему же было дольше волноваться или возмущаться? Час расплаты за все сделанное им настал, неизбежно настал, и дольше бороться было бесполезно и глупо.

Дубнову удалось вырваться из цепких рук боярыни, он подошел к Черкасскому и проговорил:

— Что, князь, иль вправду не признал? Давно это было: лошадь твою я по морде звезданул, помнишь! Да вот тот самый князь Джавахов, твой противник, что невесту твою у тебя из-под носа слизнул, он-то тебя славным боем тогда попотчевал…

— Так это вы вдвоем опять?.. — прохрипел Черкасский, и его безобразное лицо налилось кровью.

— Да, это мы опять маленечко пощекотали твою княжую гордыню.

— Я убью твоего князя, заморыша! — прорычал Черкасский.

— Руки коротки! И то твоего дворового одного сцапали… отраву на князя Леона, по наущению твоей домоправительницы, подсыпать хотел.

Пока Дубнов с Черкасским спорили, Елена Дмитриевна уже пришла в себя. Злоба и бешенство неудержимой волной клокотали в ней, но теперь она уже владела собой и, подойдя к Пронскому, почти спокойно проговорила:

— Ну, князь, удружил! А я-то, дура, и поверила тебе, будто ты и впрямь ничего не знал.

— Богом клянусь! — апатично возразил Пронский.

— Не клянись, князь, все равно тебе не поверю! — улыбнулась страшная женщина. — Ну а теперь жди расплаты за все прошлое да и настоящее!

— Сколько в тебе злобы-то! — грустно произнес Пронский.

Елена Дмитриевна с изумлением окинула его взглядом.

— Поди ты не злобен? — усмехнулась она.

— Был, боярыня, был, до сей самой минуты была полна душа моя всякой мерзостью злобы, а теперь просветлел.

— Посмотрю-ка я, как на дыбе ты заговоришь! — насмешливо сказала Елена Дмитриевна и повернула, чтобы выйти из комнаты, но вдруг, пораженная, отступила.

Совсем близко возле нее стояла до невероятия худая, изможденная фигура женщины в строгом черном, почти монашеском одеянии. Желтое, как воск, лицо с большими впалыми глазами было похоже на лицо мертвеца, и каждый чувствовал жуть, глядя на него.