Мишель Кентская - Ртуть

– Я не понимаю… – переходит на шепот Жак.

– Да, вмешивалась, – продолжает Рене. – И вмешивалась постоянно, и когда ты отсутствовал. Честно говоря, я всегда сомневался в том, что король к кому-либо прислушивался, но Агнесса взяла себе за привычку посещать заседания королевского совета и высказывать свое мнение так, что в отсутствие короля или тебя, мой друг, некоторые члены совета думали, будто она выражает мнение короля. Может, так оно и было, но это начало беспокоить сенешаля. Король почивал на лаврах, довольствуясь достигнутыми успехами, а Агнесса упивалась ощущением своей всё возрастающей власти. Разве моя матушка не имела власти над советом, и разве не моя матушка подготавливала Агнессу? Так, может быть, влияние на королевский совет и было той целью, которую она поставила перед своей протеже?

Жак начинает прозревать, как будто с его завязанных глаз сорвали повязку. Доводы Рене медленно проясняют его сознание.

– Несколько раз, после ночи, проведенной с Агнессой, король менял свое мнение по вопросу, оговоренному с Пьером накануне днем.

Это правда. Жак и сам слышал, как придворные судачили о том, что Агнесса начала совать свой нос в дела государства.

– Но основным мотивом для устранения Агнессы у Пьера был дофин.

«Да, – думает Жак, – в этом нет никакого сомнения. Дофин ненавидел Агнессу и третировал ее. И она бы никогда не допустила, чтобы Карл позволил сыну вернуться во Францию, так как боялась, что Людовик ее убьет. Я никогда не забуду той сцены при дворе, когда дофин ударил Агнессу по лицу на глазах у отца, да еще с такой силой! Так что если бы он осмелился пойти на убийство Агнессы, страх перед отцом его бы не остановил…»

– Пьер тайно встречался с дофином и вел переговоры о его возвращении ко двору и в состав королевского совета. На самом деле я думаю, что это был разумный план. И я знаю, что король не противился ему так сильно, как ты, верно, думал. Он хотел примириться со своим сыном, так как прекрасно понимал, что дофина следует научить управлять королевством. Ведь Карлу уже почти пятьдесят. Вряд ли он рассчитывает прожить больше пяти-восьми лет. А для Франции было бы лучше, чтобы наследник был хорошо подготовлен.

Но всякий раз, когда король заговаривал о сыне с Агнессой, та просто открещивалась от него – из смешанного чувства страха как за себя, так и за короля. И у нее имелась на то веская причина: даже если бы дофин не захотел избавиться от отца, он бы наверняка попытался избавиться от нее. Агнесса была тверда в своем мнении: Людовику лучше оставаться в Дофине и возвращать его ко двору не стоит. Однако Пьер служил Короне, а не мадам Боте. А поскольку выбирать ему пришлось между Агнессой и благом государства, неразрывно связанным с его собственной карьерой, решение оказалось не слишком трудным!

У Жака уже ум за разум заходит, а Рене продолжает:

– Другим мотивом была будущность Пьера. Он сознавал, что, став королем, дофин избавится от королевского совета отца – Людовик об этом часто заявлял во всеуслышание. Если бы Пьеру удалось устранить после смерти Агнессы и тебя, Жак, у него появился бы шанс войти в новое правительство – только не сразу. И Пьер, и дофин готовы были подождать – чтобы не дать никому повода заподозрить, будто они всегда находились в хороших отношениях. Ведь Пьера все знали прежде всего как человека, подавившего мятеж дофина. А вот по прошествии некоторого времени уже король Людовик мог спокойно призвать Пьера ко служению снова. И дело тут не только в честолюбии и амбициях Пьера. Бризе действительно – блистательный государственный деятель. Более того, Пьер ведь мог за прошедшие годы собрать достаточно сведений, дискредитирующих дофина. Так что он мог не бояться того, что Людовик передумает.

«Смогу ли все это понять и принять? – думает Жак. – Весь мой мир переворачивается с ног на голову. Я всегда полагал, что хорошо разбираюсь в характерах людей, и я убежден в верности своего первоначального суждения о Пьере. Но, судя по всему, он сильно изменился после кончины его покровительницы, королевы Иоланды».

А Рене все продолжает говорить:

– Оказывая помощь дофину в решении « проблемы с фавориткой », Пьер обеспечивал себе будущее, не опасаясь при этом, что его посчитают виновным. И, скорее всего, он даст понять дофину о своей причастности к этому делу лишь после смерти Карла, иначе он рискует вооружить дофина оружием против себя самого.

– Еще бы! А может, и доктор Пойтвин был соучастником этого преступления? – спрашивает Жак. – Нет? Но ведь он мог убить Агнессу случайно, дав ей слишком большую дозу лекарства, содержащего ртуть? И еще, сир: я думаю, вам известно, что последнюю огромную дозу какого-то снадобья Агнессе дала Антуанетта – тому есть свидетели. Быть может, ей кто-то сказал, что это снадобье спасет ее кузину? Или она тоже была в сговоре с убийцами-интриганами? С Антуанетты всё станется – такая дьявольская красота!