Лев Жданов - В сетях интриги. Дилогия

Бирон, отдавая всем поклоны, приглашал вошедших занять места у стола. По сторонам его сели Остерман и фельдмаршал Миних. Министры, сенаторы и генералы, по старшинству, заняли остальные места.

Пётр Бирон и Миних-сын с Яковом Шаховским в качестве обер-прокурора поместились на левом крыле стола. Три места напротив, за правым крылом, оставались незанятыми.

Камер-лакеи, закрыв дверь, в которую входили сановники, открыли другую, ведущую во внутренние покои, где сейчас находились принц Антон и принцесса Анна.

Маслов, переписав бумагу Миниха, положил её под рукой у Бирона и стоял позади стула регента, ожидая дальнейших приказаний.

— Уже… готово? — кинув взгляд на стол, спросил Маслова Бирон. — Хорошо. Идите на своё место.

Маслов уселся за секретарским столом, а Бирон, подавая Остерману лист, переписанный Масловым, негромко проговорил:

— Не угодно ли, ваше высокопревосходительство, посмотреть сию бумагу. И скажите своё мнение. А я пока вот подписать здесь должен несколько указов.

И, исподлобья наблюдая за тем, какое впечатление произведёт бумага на Остермана, Бирон привычной рукой стал выводить свою подпись на нескольких листах указов, сложенных у его места небольшою стопкою: «Иоганн… Иоганн…»

— Прочли? Что скажете? — не вытерпев, первый обратился он к Остерману, видя, что тот кончил и сложил лист.

— Я бы и сам лучше составить не мог декларации! — слегка пожимая плечами, отчётливо проговорил канцлер. — Благую меру избрали, герцог.

— Рад, что встречаю одобрение ваше, граф. Именно ваше! Я так и надеялся. Ведь старое все позабыто, не правда ли?

— Можете всегда надеяться, ваше высочество, на меня, как на всепреданнейшего слугу. Вы знаете: человек я смирный… Помню русскую пословицу: ласковый теленок… Хе-хе… А мои уж такие годы, что хочется спокойно молочка попить… И хвори мои тяжкие… Уж не до чего мне, герцог!

— Верю, верю… Однако и вы брыкаться умеете, ваше сиятельство! — стараясь в тон Остерману изобразить добродушную весёлость, заметил Бирон.

— Ну, где уж мне брыкаться с моими ногами… И хожу не то что с палкой, а ещё сына вожу, чтобы поддерживал безногого отца. А кстати… Глаза у меня тоже что-то плохи стали. Чей это почерк знакомый на бумаге? Неужто наш Маслов сочинял? Навострился русачок…

— Д-да… это он переписывал, — уклончиво ответил Бирон, не желая солгать, чтобы потом его Миних не пристыдил при случае. — Но, видите, ваше сиятельство: все уже на местах… Пора и к делам приступить.

Откашлявшись, поправив свой пышный парик и ленту орденскую, регент ещё больше обычного приосанился и по-немецки же, как вёл беседу с Остерманом и Минихом, заговорил, не считаясь с тем, что князь Черкасский и другие из русских сановников плохо понимали чужую речь.

— Господа министры, сенаторы и прочие генералы! Раней всего вам будет объявлен указ о содержании высочайших особ, каковое им приличествует в настоящее время получать из средств казны империи Российской. Но, конечно, вам ведомо, что не того лишь ради собралися мы в столь чрезвычайном и секретном совещании. Многие из вас лично производили дело, а другим сообщены протоколы допросов по раскрытию заговора, удача которого могла повергнуть все государство наше в прежестокую опасность. Карать тех, во имя кого зачиналось злодейское дело, касаться столь высоких особ — мы не пожелаем, конечно, хотя бы ради того, чтобы не нарушить спокойствие всенародное и не ввести соблазна и примера тяжёлого, кои и в прошлом не мало смуты порождали в этой тёмной, полудикой стране. Помимо того, о милосердии памятовать должно. Первая вина — полвины! Да и любовь наша к тем высоким особам превосходит наши опасения, от них пробуждённые. Но… пресечь дальнейшие шаги необходимо! — особенно громко, даже резко проговорил Бирон и остановился, желая видеть, какое впечатление произвела эта часть его заранее приготовленной речи.

Общее одобрение, выраженное отчасти лёгким говором, отчасти молчаливым покачиванием головы, сочувственной миной, успокоили регента, и он уже не так напряжённо, как раньше, но всё же стремительно повёл дальнейшую речь.

— Принимая во внимание всё вышеизложенное, по совещании с ближайшими к правлению лицами, составлена ныне декларация, которую мы немедля огласим. Ежели вы единодушно дадите одобрение оной, то, несомненно, таковая будет и подписана беспрекословно тем лицом, кому сие сделать надлежит.

Развернув лежащий наготове лист, переписанный Масловым, Бирон медленно, запинаясь на русской речи, ставя неправильные ударения, но громким голосом прочёл: