Стивен Прессфилд - Приливы войны

Команда была ошеломлена. Пахет и афинские командиры были смыты с мыса. Понадобилась вечность, чтобы отыскать старшего офицера — оказалось, капитана македонской пехоты. В отчаянии он укрылся в пещере у основания скалы, и никакие силы не могли извлечь его оттуда.

Булыжники летели на узкую полосу пляжа, как град. Если пробоины получат все корабли — нам конец. Враг закидает нас сверху камнями и стрелами. Рядом с «Гигеей» боком к ветру и волнам встал транспорт с лошадьми. Несколько животных тонули в волнах прибоя. Две лошади, которым удалось выбраться на берег, попали под камнепад, и им перебило хребты. Сердца новобранцев разрывались при звуке их ржания. Корабль швыряло на отливных волнах. Его удерживали только носовыми и кормовыми линями, на каждом — по двадцать человек, обезумевших от страха, по грудь в водовороте.

Алкивиад и его двоюродный брат Эвриптолем бросились им на помощь. Я нашёл своего брата Лиона, и мы присоединились к ним. После неимоверных усилий транспорт был наконец вытащен на берег. Без единого слова мы признали Алкивиад а нашим командиром. Он отошёл в поисках старшего офицера, чтобы доложиться, и приказал остальным следовать за ним, как только все лошади будут на берегу в безопасности.

Штормовые волны рушились на берег, сверху сыпались булыжники; не переставая гремел гром. Мой брат и я достигли края прибрежной полосы и принялись искать командира. Впереди мы увидели Алкивиада — тот что-то говорил македонскому капитану. Вдруг этот офицер ударил его жезлом. Мы бросились к ним. Даже среди оглушительной какофонии шторма мы поняли, о чём шёл спор: Алкивиад требовал чётких указаний, а капитан не мог их дать. И вот он набросился на юношу, который был младше его лет на двадцать и чью семью он знал так же хорошо, как все мы.

— Твоего родственника Перикла здесь нет, юнец, и ты не смеешь распоряжаться от его имени!

— Я говорю от своего имени и от имени тех, кто погибнет, если ты ничего не предпримешь! — возразил Алкивиад. Он показал в сторону кораблей и града камней, который продолжал барабанить сверху. — Действуй, или, клянусь Гераклом, действовать буду я!

Целыми остались только два корабля. Алкивиад направился к ним. Македонянин кричал ему вслед, приказывая остановиться. Юноша не демонстрировал открытого неповиновения — он просто продолжал идти, словно не слышал. А мы с моим братом и ещё два десятка молодых людей последовали за Алкивиадом, словно накрепко привязанные к нему. У края волнорезов он отдал приказ. Не было слышно ни слова, но мы похватали вёсла и снова ринулись в эту ужасную стихию, по двадцать гребцов на каждом борту. Мы даже не установили рулевого весла. В такой обстановке оно было бесполезно.

Как кораблям удалось отчалить и остаться целыми — не знаю. Что сохранило нас, помимо милосердия небес? Только энтузиазм да ещё вода в качестве балласта, о котором мы не позаботились. Из четырёх гребков эффективны оказывались только два. Гонимые ветром, волны гулко ударяли в корпус, как тараны, а валы в два раза длиннее кораблей гнали их, как понёсших лошадей. Когда корабль нырял носом под подошву волны, вода каскадом лилась в трюмы. При взлёте на гребень ветер ударял по оголённому килю, ставя корабль почти вертикально, как опору для виноградной лозы. Работая вёслами, мы стояли на банках.

И всё же двум нашим кораблям удалось выгрести в море на полмили. Мы общались между собой, как собаки. Слышны были только отрывистые крики, заглушаемые порывами ветра. Однако задача была ясна: подплыть к берегу с северной стороны, забраться на скалу и обойти врага с тыла.

Теперь Алкивиад грёб сам, причём с такой силой, словно вызывал всех на соревнование. Его приказ, переданный по цепочке, был предельно понятен: высадиться на берег любым способом. Не думать о кораблях. Думать только о том, как самим оказаться на суше.

Гребень нёсшей нас волны раскрутился с такой силой, что вышвырнул всех нас со скамеек. Мы перелетели через планширы. При падении я потерял сознание. Пришёл в себя среди волнорезов. Щит, наполненный водой, тащил меня вниз с невероятной силой. Он был закреплён у локтя и держал меня, словно кандалы. И только благодаря тому, что вылетели заклёпки, я смог освободить руку и выскочить на поверхность. Другой юноша, увлечённый под воду таким же образом, утонул.

На прибрежной полосе собрались все уцелевшие — обессиленные, без щитов, без оружия. Оба корабля превратились в щепки. Посиневших от холода парней трясло, как парализованных.