Хорошо пройтись по Перевалу, не думая о шпиках, не видя полицейских. Вспомнилась ему счастливая встреча с Софьей, вечер у Чекаревых, милый облик Марии… Молодостью пахнуло на него.
«Приеду, устроим вечер воспоминаний с Софьей… Эх! Описать бы это все! Подрастет Андрей — пусть узнает, как отец с матерью молодость проводили».
Он так задумался, что чуть не налетел на какую-то маленькую женщину, торопливо вышедшую из-за угла.
— Извините…
И он хотел пройти, но взглянул на ее сросшиеся брови и остановился.
— Вы жена Давыда?
— Товарищ Гордей?!
Узнал он и голос, серебристый, грустный.
— Да, это я. Я вам писал.
— Да… я тогда просто не могла. Простите.
— Понятно, понятно, — сказал Гордей. — Где вы живете, где работаете сейчас?
— В облоно работаю и по совместительству в облздраве. А живу вон там, — и она указала на двухэтажный дом с разбитой дверью парадного крыльца.
«В облоно, — с невольным разочарованием говорил себе Гордей, тяжело подымаясь по лестнице. — Думал, она боевитее!»
— И чем же вы там занимаетесь? Школами?
— Школами, детскими домами… Колонии организуем… Работа обширная, — ответила она.
Вслед за Ириной Орлов вошел в бедную чистую переднюю. У окна сидела напудренная женщина в дорогой поношенной шубке и шапочке. Она поднялась.
— Товарищ Светлакова!
— Опять вы? — с неудовольствием сказала Ирина. — Ведь я сказала вам…
— Да… я хотела… я решила все рассказать вам как женщина женщине!
На ее лице сквозь пудру проступили розовые пятна. Ирина сказала:
— Товарищ Гордей! Пройдите, пожалуйста, сюда вот… Я сейчас!
Он снял шинель, остался в защитного цвета гимнастерке, — она шла его мужественному лицу и статной фигуре, положил на полочку фуражку и вошел в комнату Ирины.
Огляделся, стоя у порога.
Посреди — стол под потертой клеенкой. Вдоль стен стулья, книжный шкафчик, секретер с рубчатой выдвижной доской, две кровати. На одной из них спит старик в ковровом халате со шнурками. Чисто выбритое обрюзгшее лицо его сморщилось в детскую капризную гримасу. Из дверей в смежную комнату выглянула старушка и снова скрылась. Гордей присел к столу.
Хотя дверь была плотно прикрыта, он слышал разговор в передней.
— …Он мне сказал: «Но у жены ребенок!» Я ему говорю: «Но и у меня будет ребенок, я беременна!» И он уехал и все время пишет, спрашивает. Скоро обещает приехать, только занятия кончатся… Поймите мое положение! Не могу же я допустить, чтобы он понял, что я обманываю!
— Как обманываете? Разве вы не беременны?
— Это… подушка! — всхлипнула женщина. — Если вы не отдадите мне ребенка, я не знаю что… Он меня бросит!
— Дом матери не магазин: пришел, выбрал себе куклу! — жестко сказала Ирина.
— Но я знаю, вы отдавали на усыновление! Были случаи!
— Да. Но вам я не отдам.
— Почему?
— Вы морально неустойчивы. В воспитательницы не годитесь. Да и не любовь к ребенку вами движет.
— Любовь? А много любви встретит этот ребенок потом в детдоме? Я усыновлю, запишу на свое имя… Не все ли вам равно?
— Нет, мне не все равно, — сдерживая волнение, отвечала Ирина.
— Товарищ Светлакова! А если вам предпишут?
— Никакому предписанию я не подчинюсь в этом случае. Объясню, какая жизнь ждет ребенка…
— Товарищ Светлакова! Я доверилась вам как женщина женщине…
— И как женщина женщине я говорю вам: скажите все откровенно вашему возлюбленному! А ребенка вы не получите. Прощайте.
Ирина вошла в свою комнату. Щеки и глаза горели. С уважением взглянул на нее Гордей. Разумеется, каждая должна была бы поступить на ее месте так же, но не каждая с такой искренней страстностью относится к этим малышам.
— Расскажите мне, Ира, как вы живете? Это отец ваш?
— Да, это папа. Не удивляйтесь, если он назовет вас Илюшей, или Георгием, или Михаилом Николаевичем. Он перенес два тяжелых удара и…
— Паралич?
— Нет. Во время бегства умерла моя мачеха от тифа… в переполненном вагоне. Отец завернул ее в одеяло и похоронил в снегу возле станции. А второй удар совсем недавно. Возвратилась его неродная, но любимая дочь Катя… зараженная сифилисом. Покончила самоубийством.
«Сумасшедший старик… отказавшийся когда-то признавать ее… Да… невесело… Удивительная у нее выдержка!»
— Мать Давыда тоже с вами живет? — спросил Гордей.
— Да, и мамаша… и наша дочка.
Сказав о дочери, Ирина не улыбнулась, но как-то вся просветлела.
— Вот проснется Маша — познакомитесь! Все говорят, что у нее глаза Ильи…
Читать дальше