Анатолий Рогов - Ванька Каин

Голоса моторинских колоколов были редкой силы и красоты, бередили души, грели, куда-то звали.

Ивану Фёдорову Моторину уже перевалило за шестьдесят, когда начал эту работу-то, и он уж давно делал всё вместе с сыном Михаилом. Проект у них был готов и одобрен в тридцать первом, и не их вина, а высших властей, что к реализации его подошли лишь к концу тридцать четвёртого.

Место для отливки в Кремле нашли во внутреннем дворе между Чудовым монастырём и колокольней Ивана Великого. Для установки формы вырыли яму глубиною десять метров. Наверху её ширина составляла тоже десять метров. Стены ямы укрепили дубовым срубом и выложили кирпичом. В дно вогнали двенадцать толстенных дубовых свай, на которые положили железную решётку, на этой решётке возводили глиняный болван, определявший внутренний объем колокола. Потом, после просушки и соответствующей обработки, на болване, тоже из соответствующей глины, изготавливалась сама форма будущего колокола со всеми украшениями, надписями и прочим. Иван и Михайла Моторины задумали их такими интересными и сложными, что сами исполнять не захотели, пригласили для этого искуснейшего мастера «пьедестального дела», а по-нынешнему — скульптора Фёдора Медведева с помощниками Василием Кобелевым и тремя Петрами — Кохтевым, Галкиным и Серебряковым.

Над этой литейной ямой были построены специальные конструкции для подъёма и опускания материалов и всего, что связано с формой. А обочь ямы четыре кирпичные печи для плавки и многочисленные, временные конечно, строения для разных мастерских, хранения материалов и инструментов, отдыха.

Когда изготовление формы со всеми её украшениями закончили, просушили, потом там же в яме хитрейшим манером обожгли, приступили к изготовлению глиняного же кожуха — покрывали им готовую форму, которая вся до мельчайшей чёрточки отпечатывалась с его внутренней стороны. Затем этот кожух тоже сушили, тоже хитро обжигали — не забывайте, каких огромных размеров всё это было! — затем отделяли сей кожух от формы и осторожненько поднимали вверх — глиняный же! И держали на весу. И форму отделяли от болвана и тоже поднимали вверх и отодвигали в сторону, она была уже не нужна.

«...а как подымется, а тело выберется, — докладывал Иван Моторин начальству, — то уже медлить литьём никак не можно, дабы какой сырости от того медления не возымелось».

Ноября в двадцать шестой день 1734 года в четыре часа пополудни Моторины затопили все плавильные печи, в которых находилось пять тысяч семьсот двадцать три пуда и четыре фунта меди — обломков старого Большого колокола. В двенадцатом часу следующего дня медь начала плавиться, и в печи добавили ещё тысячу двести семьдесят шесть пудов тридцать семь фунтов, потом ещё четыре тысячи пудов красной меди и двести пудов олова, но двадцать восьмого в одиннадцать часов пополудни в двух не чах «поднялись поды и медь пошла под печи».

Авария произошла не одна, а несколько подряд, да со взрывом.

Печи стали переделывать, остальное ремонтировать. Новую плавку назначили на осень тридцать пятого, но перед самым завершением работ Иван Моторин неожиданно захворал и девятнадцатого августа скончался. Теперь всё легло на одного Михаила, у которого, конечно, были помощники.

В ночь с двадцать третьего на двадцать четвёртое ноября Михаил приказал зажечь все четыре печи. Вокруг них и рабочих построек на всё время плавки и литья были расставлены четыреста человек с пожарными трубами. Вообще же в этой сложнейшей и сверхнапряжённой работе почти двое суток непрерывно участвовали более двух тысяч человек, не считая сотен охранявших площадку солдат и огромной толпы любопытствующих всех чинов и званий за спинами этих солдат.

В печи загрузили четырнадцать тысяч двести двенадцать пудов двадцать семь фунтов бронзы. Плавка длилась тридцать шесть часов, и в половине второго пополудни двадцать пятого ноября начался выпуск металла в форму, а через час двенадцать минут всё было завершено — колокол был отлит.

Несколько дней всё остывало. Потом разобрали забутовку вокруг кожуха. Затем разобрали кожух, и открылась чёрная корявая поверхность самого колокола с горбылями пригорелой глины.

Когда же колокол был от всего освобождён, над ямой соорудили высокий деревянный шатёр, чтобы в яму попало как можно больше дневного света, а вокруг самого колокола устроили леса; ведь его высота составляла шесть метров шестьдесят сантиметров, а вес был двенадцать тысяч триста двадцать семь пудов девятнадцать фунтов. И за него взялись чеканщики. Весь 1736 год стучали в яме их молотки с утра до вечера, а случалось, и ночами при свете факелов и сальных плошек.