Сьюзен Зонтаг - Поклонник вулканов

Вставив монокль, Джек начнет щуриться, поднимать глазенки к потолку, задумчиво почесывать затылок, снова внимательно изучать тот или иной предмет и как бы комментировать: «А это что, не подделка? Подделка, подделка. Точно фальшивка!»

После этого Джек смилостивится и благосклонно положит предмет на место (если бы обезьяны могли смеяться, то он слегка бы улыбнулся), будто говоря: я только мельком взглянул, на этот предмет и смотреть-то нечего.

Гости Кавалера так и покатятся со смеху, а ему самому будет приятно оттого, что позабавил гостей.

Он позволял обезьянке изводить слуг и даже подшучивать над Кэтрин, которая не разделяла многих увлечений и склонностей супруга, но все же притворно заявляла о своей привязанности к Джеку. Тот же, похоже, всегда нутром чуял, когда она выходила из комнаты и направлялась в туалет. Тогда он стремглав летел вслед за ней и подглядывал в замочную скважину. Джек всегда с наслаждением занимался онанизмом перед Кэтрин и любил хватать пажа Гаетано за член, когда Кавалер брал их с собой на рыбную ловлю. Скабрезные выходки обезьяны забавляли хозяина. Даже когда та разбила антикварную вазу, Кавалер не очень-то огорчился (по правде говоря, ваза не принадлежала к числу самых ценных, а когда ее отреставрировали, то никто и не замечал былых повреждений). По сути дела, Джек был как бы наглядным свидетельством изречения, гласящего, что все в мире преходяще и все суета сует.

Весь мир, казалось, вращался вокруг всеобщего посмешища. А центром вращения оказались Кавалер и Джек. Все в этом людском зоопарке можно было предсказать заранее. Не видать Кавалеру никакого очередного повышения по дипломатической линии. Отныне он твердо знал, какой будет его жизнь после отставки: безмятежной, занимательной, и никакие страсти ее не потревожат. Может, лишь один вулкан преподнесет сюрприз.

1766, 1767, 1777… 1779. Извержения становились все сильнее и интенсивнее, и каждое обещало, что следующее будет еще красочнее и внушительнее. Последнее же оказалось мощным, как никогда. Двери и окна в его загородной вилле под Портичи раскачивались на шарнирах и петлях. Джек нервничал, прыгал, с перепугу забился под стол и спрятался между ног хозяина. Кэтрин, которая, как и слуги, терпеть не могла макаку, прикинулась, что ее якобы беспокоит состояние малютки и она боится за него. Джеку дали немного настойки опия для успокоения, и Кэтрин снова села за клавесин. «До чего же Кэтрин восхитительна!» — подумал Кавалер.

Наблюдая за вулканом с террасы, Кавалер увидел выброс белого пара, за ним последовал другой, в небе возникали облако за облаком высотой и размерами раза в три больше самого вулкана, постепенно в них появлялись черные прожилки, точь-в-точь как описывал извержение Плиний Младший: временами белые, иногда грязные, темные пятна, в зависимости от того, сколько пепла и пыли скопилось в облаке. Затем налетела летняя буря, воздух раскалился, а через несколько дней из кратера вырвался гигантский язык красного пламени. Гора, расположенная в нескольких километрах от города, светилась столь ярко, что можно было читать даже в темную ночь. В письме, адресованном Королевскому научному обществу в Лондоне, Кавалер подробно описывает эти мрачные грозовые тучи и яркий столб огня с выплескивающимися протуберанцами, которые прекрасны и кажутся не такими уж страшными.

Взойдем же и мы на вулкан, чтобы получше определить степень его ярости, масштабы возможных разрушений и проверить свою готовность выдержать его натиск, о чем имеется смутное предположение.

Не зная усталости совершал Кавалер свои восхождения, пока вулкан дремал целых пять месяцев, и мысленно прикидывал, какое зло могут причинить спящие внутри его силы. Спустя много лет он опишет в своем произведении «Джулиетт», на что походил вулкан, готовясь к небывалому доселе злодеянию, когда героиня рассказа взбиралась на него вместе с двумя сопровождающими. Одного из них, довольно нудного мужчину, она быстренько спихнула в огненную бездну, а с другим, приятным и обходительным, — вступила в половую связь на самом краю кратера.

Утомлялся же Кавалер, когда начинал думать об угрозе, не в силах вообразить ее реальность. Он не беспокоился, что перестанет испытывать любовь к вулкану. Для него гора представляла собой источник надежд и сладких предвкушений. Могучий гул Везувия, исходящий из его нутра, обещал нечто такое, что он уже ощущал, когда собирал свои коллекции. Пока же вулкан еще окончательно не пробудился.