– Григорий! – изумлённо охнул отец Варнава.
Владыка распрямился, тревожно всматриваясь в Новицкого.
Пантила и Емельян поспешили от реки на поляну.
– Гриша, ты кольчугу отыскал? – ещё издалека крикнул Пантила.
Новицкий не ответил ему, даже не услышал его вопроса. Покачиваясь, он остановился напротив владыки.
– Ты ли это, Григорий Ильич? – тихо спросил Филофей.
Новицкий направил дрожащий конец сабли на Айкони, и Айкони сразу заёрзала, в ужасе отползая назад.
– Володыка, я Аконю з собою забраты, – прохрипел Новицкий и перевёл конец сабли на калданку. – И чолон тэж забраты.
– Опомнись! – строго и твёрдо ответил владыка.
Новицкий жалко усмехнулся, полез к горлу и вытянул из-под кольчуги гайтан с нательным крестом. Рывком оборвав крест, Новицкий прижал его к воспалённым губам, а потом наклонился и положил к ногам владыки.
– Тобы выддаю, – сказал он. – Выдтэпэр сэбэ с Хрыстом розлучаэ.
Владыка, не веря, покачал головой:
– Не ты говоришь!
– Нэмаэ боле полховныка Хрыхорья Новыцкохо, владыко, – с горечью произнёс Новицкий. – Я ужо нэ вон. Аконю забраты, и ийдэ.
– А кто тебе её отдаст? – вдруг дерзко и громко спросил Емельян.
В руке Емельяна тоже была сабля.
– А хто мэны еи взяты помэшаэ? – развернулся Новицкий. – Ты?
– Знамо, я, – нагло оскалился Емельян.
– Не надобно того, Емельян Демьяныч, – попросил владыка.
– Лучше помолись за него, отче! – ухмыляясь, посоветовал Емельян.
Новицкий и Емельян закружились друг вокруг друга, выставив сабли и примеряясь для нападения. Даже на вид Новицкий уже проигрывал Емельяну – хромой, неуклюжий, какой-то растопыренный, как птица со сломанным крылом. А Емельян был ладным и крепко сбитым. Он ловко прокрутил саблю через ладонь, устрашая противника. Ему было весело.
– Эх, Гришаня, как тебя немочь-то развалила, – недобро подзуживал он. – Краше в гроб кладут!
Новицкий атаковал, и Емельян гибко отклонился, уходя из-под клинка.
– Григорий, в тебе бес! – вставая во весь рост, крикнул владыка.
– Бросай сабельку! – не унимался Емельян.
Новицкий снова атаковал. Сабли встретились с хищным шелестящим звоном, замелькали и засверкали. Емельян явно испытывал Новицкого, а у Григория Ильича на губах появилась пена. Отец Варнава беззвучно шептал молитву. Айкони смотрела как заворожённая. Движения сражающихся будто отзеркаливали друг друга в обратных разворотах, и было страшно от той ярости, что наполняла упругой силой плечи и локти соперников. Защиту сменяли натиски; клинки описывали блистающие дуги или на миг застывали в скрещении пылающими звёздами; рассечённый воздух свистел. Новицкий бился не в шутку, и Емельян озверел и заледенел, когда почуял это.
– Не надо, Емеля! – упрашивал Пантила, мечась за спиной Емельяна. – У Гриши Ермакова кольчуга!..
– Труха, а не доспех! – прорычал Емельян и в выпаде рубанул Новицкого поперёк груди.
Сабля Емельяна звякнула о ржавое железо кольчуги и лопнула пополам. Григорий Ильич тотчас скользящим ударом умело полоснул Емельяна по открытой и подставленной шее – и отскочил. С его клинка падали в траву раскалённые алые капли. Емельян замер, зажимая ладонью страшную и смертельную рану – меж пальцев вскипела кровь, – и потом упал на колени, стискивая бесполезный обломок сабли. Владыка, Пантила и отец Варнава не могли оторвать взглядов от Емельяна. Служилый рухнул лицом вниз.
– Господи!.. – простонал отец Варнава.
А Новицкий уже держал Айкони за шкирку, будто щенка. Никто не успел заметить, как он схватил её, как разрезал путы на ногах и руках.
– Что же ты, Гриша?.. – беспомощно прошептал владыка.
– Я не Хрыша! – чужим утробным голосом ответил Новицкий. – Прощай, володыко!
Он потащил Айкони к берегу, ногой столкнул калданку на воду, бросил в неё свою пленницу, подобрал весло и запрыгнул сам. Не оглядываясь, он мощно загрёб, и лодка полетела по реке.
День был прекрасный. В высоте сияло солнце, мягко сверкала вода, и плотная и густая тайга по обоим берегам дышала пьянящей свежестью хвои. Поляна исчезла за поворотом, дым от костра растворился в синеве, и всё вокруг истекало медовым зноем, однако Айкони колотило, точно от холода. Новицкий мощно орудовал веслом, будто исцелился и помолодел, и на каждый его толчок нос калданки журчал, взрывая волну. Григорий Ильич говорил, не умолкая, подобно счастливому жениху, что украл невесту:
– Бачишь, як добрэ, кохана моя? Ты врятована! Воля навколо! Я з тобою!.. Ми разом пыдэмо далэко-далэко в лисовыще. Будэ жыти яко муж и жинка… Будэмо щаслывы! Нам ныхто не завадыть, не потрывожить… Тильки ти йи я, навыть боха нам нэ трэба! У нас все життя попэрэду!..
Читать дальше