Петр Павленко - Юные бойцы революции [Рассказы]

— Но в те дни, Зина, мы все как бы сразу родились на глазах друг у друга и то, что запомнили тогда, никогда больше не забывали. Октябрьские бои за Москву уже начались, а у нас на Остоженке пока ещё было тихо. Вдруг на рассвете…

— Какого числа? — перебила Зина.

— Гм… Числа двадцать седьмого — двадцать восьмого октября… Вдруг на рассвете слышим — замоскворецкие красногвардейцы пробиваются к нам через Крымский мост, захватили Крымскую площадь и с боем продвигаются по нашей Остоженке, к храму Христа Спасителя. Хозяин велел мне одеться, говорит: «Ну, Алёшка, революция до самого нашего переулка дошла, пошли помогать».

Вышли мы — стрельба, суета, крики. Белые бьют по Остоженке из пулемётов, стреляют из форточек и чердаков, из подвальных окон. Где свои, где чужие — не разберёшь. Смотрим, роют наши окопы как раз у Коробейникова переулка, а в чайнушке на углу — красногвардейский штаб. Мы к ним: дайте, мол, винтовки, пойдём в окопы. «Винтовок, говорят, нам самим не хватает, а вы лучше разведку тут нам организуйте». Хозяин мне говорит: «Беги домой, возьми две пары сапог, заверни в узелок, неси будто бы заказчикам на Зачатьевский».

Бегу я с сапогами от подъезда к подъезду, пули визжат, штукатурка с домов сыплется, стёкла то и дело звенят.

Подбегаю к Зачатьевскому монастырю— останавливают меня юнкера: «Куда? Кто такой?» Говорю: «Я сапожный ученик, хозяин послал заказы по домам разнести». — «Ну, беги!»

Завернул я в переулок, разглядываю, что у них тут имеется: на колокольне монастыря пулемёт, на улице два и вообще народу довольно много и, видно, наступать на наших собираются. «Надо, думаю, сейчас же к своим возвращаться». А что с сапогами делать — не соображу. Забежал в какой-то двор, бросил свёрток за ворота — и назад.

Слышу — зовут меня. Как раз на самом углу офицер стоял, подзывает к себе: «Кто такой? Откуда?»

Опять объясняю, что хозяин послал сапоги заказчикам отнести. Я отнёс, а теперь домой возвращаюсь, на Коробейников. «А много там красных?»— спрашивает офицер. «Много», — говорю.

Верчусь я перед офицером, не знаю, как быть, и вижу: из того двора, куда я бросил свёрток, выходит юнкер и держит в руках мои две пары сапог. Ну, пропал! И, не раздумывая, согнулся я да и вылетел под пулемёты на Остоженку. Пробежав шагов двадцать, отяжелел что-то, вспомнил, что тут дом с длинным двором есть, юркнул в этот двор, перелез через два забора и вышел опять на Остоженку, уже перед самым Коробейниковым.

Еле иду. Это, думаю, от волнения, первый же раз я под пулями, непривычно да и страшновато, конечно.

Рассказал, что видел, и чувствую — сознание теряю.

Осмотрели меня; оказывается, мякоть левой ноги пробита. Перевязали, положили в чайной, и командир отряда Пётр Добрынин…

— Что-то знакомая фамилия, — сказала Зина.

— Ещё бы! По Добрынинской площади, наверно, не раз ездили, вот и запомнили.

— Ах да-а! — смущаясь, сказала Зина.

— Добрынин поблагодарил меня за разведку и говорит: «Сделай одолжение, выполни ещё одно дело. Тебя сейчас возьмут на одеяло и понесут по Лёвшинскому переулку, вот эта женщина и эта, — показывает на двух молодых, вот как вы, Зина, девушек. — Эта, Наталья Карповна, будет вроде твоя мать, а та, Ефросинья Николаевна, просто знакомая». — «Да какая же, — говорю я ему, — она будет мне мать, когда ей и двадцати-то лет нету». — «Ах, верно, — говорит Добрынин. — Ну, тогда сестра, значит. А фамилия ваша — Чернышёвы. И живёте вы там-то и там-то. Запомнишь?»

Вот мы и двинулись.

Белые ругались, но пропускали, а из Лёвшинского ни вперёд, ни назад не выберемся. Между тем сведения добыли мы замечательные.

Я говорю девушкам: «Бросьте меня, идите сами, да порознь. Скажите, что вы на работу пробиваетесь, на Крымскую площадь, — там женщин записывали мешки для муки сшивать». Они пошли, а я на руках ползу к Пречистенке. Из ворот люди спрашивают меня — кто да откуда. Говорю — отца вышел разыскивать, да вот ранили, не знаю, как и домой добраться. Жалели меня все. Выполз я на Пречистенку, высмотрел что мог и только собрался переулочками свернуть к Остоженке — меня подхватили какие-то сердобольные люди, положили на телегу и повезли в госпиталь к Никитским воротам.