Рудольф Баландин - Миклухо-Маклай

Вечером пришёл Туй. Он объяснил, что ему требуется топор для того, чтобы рубить дерево. Обещал в скором времени вернуть инструмент. Пришлось уважить просьбу. Кстати, это будет испытанием туземца на честность.

— Хозяин, зачем вы дали ему топор? — угрюмо спросил Ульсон.

— Он обещал скоро его вернуть.

— Как же, вернёт. Видал я таких.

— Проверим, каков он.

— Да чем же он лучше нашего брата? Дикий человек. Кстати, как вы разбираете, что он там лопочет?

— Привык! — Действительно, они с Туем легко понимают друг друга без помощи языка. Что это? Телепатия — сказали бы спириты. А в действительности проявление человеческой симпатии и взаимопонимания на основе общности мыслей и чувств. Или всё-таки есть и какая-то телепатия? Нет, пожалуй: проявляется общечеловеческий язык мимики и жеста.

Утром папуасы притащили несколько длинных бамбуковых палок для веранды. Был тут и Туй, однако без топора.

— Что я говорил? — не без злорадства сказал Ульсон.

— Подождём, — отозвался Маклай.

Он принёс туземцам две иллюстрированные книги. Картинки произвели на них сильное впечатление. Когда Маклай показал им портрет какого-то человека, они взглянули на него как на что-то страшное, встали и сделали вид, что собираются уйти, показывая, что книгу надо унести в дом. Так Маклай и поступил, после чего они успокоились.

Что потрясло их? Возможно, пристальный взгляд нарисованного человека. Поневоле вспомнишь страшный рассказ Гоголя «Портрет». Как много сходного в чувствах и даже суевериях людей разных рас и культур!

Когда папуасы удалились, Ульсон снова подошёл к Маклаю:

— А всё-таки надул вас этот дикарь.

— Пожалуй.

С видом знатока Ульсон пояснил:

— Они ж ещё не понимают, что своё, а что чужое. У них всё — своё, что где стянуть могут.

— И много вещей они у нас стянули?

— Не знаю, не видел... Так это вас они боятся и уважают. Дай им волю...

Вечером Туй вернул топор.

Для Маклая всё определённее становилась простая мысль: в конце концов общаются между собой не цивилизации, не представители разных культур, а прежде всего человеческие личности, индивидуальности. С Туем, например, они быстро научились понимать друг друга без лишних слов. Но завязать дружеские отношения удавалось далеко не со всеми туземцами.

Возможно, и Ульсон был в некоторой мере прав, когда сомневался в честности и бескорыстности местных жителей. Некоторые из них посматривали на дом и вещи Маклая с угрюмой гримасой зависти.

Встречались и такие, взгляды которых были злобными, враждебными: брови насуплены, а верхняя губа чуть приподнята и вздрагивает. Такова мимика угрозы у собаки, грозящей укусить.

Нет, не так просты и добродушны дикари, как могло показаться сначала. Они очень разные, как люди любой расы. И как же тогда понимать тех учёных, философов и литераторов, которые так любят разглагольствовать о расовых или национальных обобщённых характеристиках?

Не исключено, конечно же, что какие-то усреднённые черты определённых рас, наций, племён действительно существуют. Но уж наверняка не из-за биологических особенностей, а по причине различий в традициях, обычаях, воспитании... Впрочем, и эту гипотезу ещё следует проверить на опыте.

В этом отношении общение с Туем — замечательная возможность для поиска ответов на подобные вопросы. Когда он вернул топор, то получил в подарок (не за возвращённый топор — этот поступок Маклай постарался оставить как бы незамеченным, будто ничего особенного не произошло, так и должно быть) через некоторое время небольшое зеркальце.

Взяв подарок, Туй заулыбался, поцокал языком и немедленно убежал в деревню. Там он, по всей вероятности, похвалился зеркальцем. Несколько туземцев тут же решили нанести визит бледнолицему соседу. Они принесли Маклаю кокосов и сахарный тростник. Он отблагодарил их пустой коробкой и гвоздями средней величины. Немного погодя явилось ещё несколько человек с подношениями. Каждый получил по два гвоздя.

«Надо заметить, — записал в свой дневник Маклай, — что в этом обмене нельзя видеть продажу и куплю, а обмен подарками: дарит тот, у кого много, не ожидая непременно вознаграждения. Я уже несколько раз испытывал туземцев в этом отношении, т. е. не давал ничего в обмен на принесённые кокосы, сахарный тростник и пр. Они уходили, не взяв своих подарков назад».

Тут было над чем подумать. Не с этих ли даров начались торговые операции? Бескорыстный обмен подарками, тем, что у каждого было в избытке, породил у кого-то чувство зависти или обиды, жадности, наконец. Это чувство поначалу было в зачаточном состоянии. Но по мере развития торговли, обмена товарами, а не подарками, оно крепло и усложнялось.