Гэри Дженнингс - Тропой Предков

О моих многочисленных именах, прозвищах, а также о том, чему я был ими обязан, равно как и о том, где спрятаны сокровища, будет рассказано позднее — здесь я уподобляюсь той сказочной персидской принцессе, которая вдохновенно сочиняла по ночам затейливые истории, прерывая их к утру на самом интересном месте, чтобы сохранить свою голову на плечах.

«Кристобаль, признайся, где ты прячешь драгоценности, серебро и золото?»

Этот непрерывно повторявшийся вопрос капитана тюремной стражи жжёт меня, как угли из жаровни моих мучителей. Ну что ж, дойдёт очередь и до сокровищ, но прежде мне хотелось бы поведать о своём рождении, о детстве и юности, о трудностях, которые довелось преодолевать, и о всепобеждающей любви, которую посчастливилось испытать. И я вовсе не намерен торопиться, наоборот, я полагаю, что воспоминания надобно смаковать, растягивая удовольствие. Терпение есть та добродетель, которую привило мне пребывание в темнице вице-короля.

Ведь палача-мучителя никто не торопит.

Заранее прошу тех, кому выпадет прочесть эти строки, извинить меня за корявый почерк, не достойный столь гладкой белой бумаги. Вообще-то искусством письма я владею не хуже иных священников, и если по нынешним моим каракулям этого не скажешь, то виной тому старания брата Осорио. Мудрено сохранить хороший почерк, если твои пальцы раздавлены в тисках и писать приходится, держа перо между ладонями.

Amigos, стоит ли мне описывать вам, какое удовольствие я испытал бы, встретив один на один доброго брата на большой дороге на обратном пути в Веракрус? О, я и сам научил бы его некоторым приёмам, которые наверняка пригодились бы святой инквизиции, насаждающей добро и искореняющей зло, причиняя людям страдания. Чего стоят одни эти дьявольские паразиты, которых тюремщик смел с пола и насыпал мне на кожу, чтобы довести мои муки почти до невыносимой крайности. Право же, я мог бы не просто использовать этот изощрённый приём, но и усовершенствовать его. Почему бы, например, не вспороть доброму брату брюхо и не засунуть туда пригоршню-другую копошащихся многоногих тварей...

Несмотря на ущерб, нанесённый телу, духом я по-прежнему крепок и упорно держусь за правду, ибо она есть то единственное, что у меня осталось. Всё остальное у меня отняли — свободу, любовь, честь, даже одежду, ибо теперь я наг перед лицом Бога и перед крысами, что делят со мной эту темницу.

Однако правда всё ещё обитает в моей душе, в том святилище, проникнуть в которое смертному не дано. Правду нельзя украсть, нельзя отнять, и даже дыба бессильна перед ней, ибо она есть прибежище Бога.

Я держусь за неё, как держался за свою мечту Дон Кихот, идальго, человек с мечтами, порывами и стремлениями столь же необычными, как и у меня. Похоже, мне на роду было написано исполнять особую роль, что делало меня непохожим на других людей. Жизнь моя всегда была окутана множеством мрачных тайн: как довелось мне проведать, даже само моё рождение свершилось под завесою тёмных мыслей и непотребных деяний.

Вы можете указать мне на то, что все странствия и приключения славного рыцаря Дон Кихота есть не более чем бредовые выдумки Сервантеса, искалеченного на войне с маврами и ввергнутого в заточение. Боюсь, если я позволю себе заявить, будто в числе многих иных приключений мне довелось также сражаться за некое сокровище бок о бок с настоящим Дон Кихотом, мой ответ мигом наведёт вас на мысль о безумии рассказчика. Однако это правда.

Ну что ж, скажите доброму брату, чтобы он убрал подальше свои раскалённые клещи и подождал, когда я в своём рассказе доберусь до сокровищ — пока я к этому ещё не готов. Его слишком пылкие «братские объятия» несколько смешали мои мысли. На то, чтобы привести их в порядок и вернуться в воспоминаниях как к перлам жизни, так и к тем мирским сокровищам, коих столь вожделеет вице-король, требуется время. Мне надлежит мысленно обратиться к истокам, к тем временам, когда я был вскормлен волчицей и пил вино своей юности.

Итак, amigos, я начну с самого начала и разделю с вами всё золото собственной жизни.

У тебя нет матери.

Называйте меня Кристо.

Я родился в деревушке Агетца, в просторной долине, которая в былые времена именовалась долиной Мешико. Мои предки ацтеки строили здесь храмы, чтобы почтить богов солнца, луны и дождя, но после того как Кортес и его конкистадоры сокрушили индейских богов, вся земля, вместе с населявшими её индейцами, была поделена на большие гасиенды — феодальные владения, принадлежавшие испанским грандам. Состоявшая из нескольких сотен йакальс — хижин, на строительство которых пошли высушенные на солнце кирпичи из замешанной с соломой глины, — деревня Агетца со всеми её жителями вошла в состав гасиенды дона Франсиско Переса Монтеро де Ибарра.