Вхожу опять в лес, но уже совсем не такой, что был за Сергеевкой. Здесь он выше, громаднее, шумит сердито и жутковато. Всего километр до погоста Рождествено, а идти трудно, напряженно. Вот неширокий, но очень глубокий овраг пересек дорогу — спускаюсь вниз, перешагиваю темный студеный ручей. На склоне явились невиданные оранжевые цветы — граненые стебли, огромные венчики. Сыро. Бурелом. Шумят ели, березы, липы. Но расступаются деревья и пропадают; передо мной — золотая поляна. Она вся в лютиках. За нею — столетние кусты сирени и небольшой погост, уставленный решетками и крестами. Кажется он странным вдали от жилья. Но окрест погоста стоят девять деревень, из них Горбово, Залесье и Пустые Меленки, что за Сестрой-рекой, уже относятся к соседнему Клинскому району.
Надгробье Татищева я разыскал среди могил с трудом. Оно сделано из камня-известняка и стоит среди погоста без всякой ограды, стесненное со всех сторон чужими, вкривь и вкось поставленными решетками…
Он лечил с великим успехом от разных болезней крестьян окрестных сел им самим приготовленными настоями трав с сосновым соком. Позже отправил рецепты лекарств в Академию наук в Петербург. И сам расчислил день своей смерти.
Так умирал Яков Вилимович Брюс, тоже сподвижник Петра I, боевой командир Татищева, друг его и учитель, математик и астроном, потомок шотландских королей, родившийся в России, в городе Пскове. Василий Никитич в последний раз видел Брюса в усадьбе Глинки под Москвой, навестив старшего друга перед второй своей поездкой на Урал в 1734 году. Яков Брюс умер 64 лет от роду. В таком же возрасте умер Татищев. С изумительной ясностью мысли и твердостью духа. Накануне смерти верхами отправился он с внуком Ростиславом к погосту Рождествено. Выслушали в церкви литургию. И велел Татищев солдатам, его сторожившим, вырыть могилу возле могил отца и матери. Воротясь домой, в Болдино, нашел у дверей фельдъегеря из Петербурга с указом о своей невиновности и с орденом Александра Невского. «Завтра умру», — сказал курьеру и отправил орден обратно. На станке, подарке Петра Великого, сам выточил ножки для гроба. И умер на другой день, призвав к себе перед кончиной сына Евграфа Васильевича, невестку и внука.
…Камень надгробья почернел, выбит ветрами и ливнями, ведь ему два с половиной века. Но на гранях видны еще буквы. Встаю на колени и долго всматриваюсь в надписи. Вот что удалось мне прочесть на надгробье Татищева 7 июня 1981 года. На большой торцевой стороне, в головах: «…Никитичъ Тати… въ 1686 году апреля 19 дня. Вступление въ службу 1704 года… прохождение чиновъ…»
На левой боковой грани время стерло почти все: «…Швеци… 1724 году въ… церемониймейстеръ… въ 1732…»
На правой боковой грани: «…генерал-бергамейстеръ заводов…тайный советникъ и въ томъ чину былъ въ Баренбурге и въ Астрахани губернаторъ… и въ Болдину 1750 году скончался июля 15-го дня».
Да, в Швецию он ездил с важнейшим государственным поручением Петра Первого, был обер-церемониймейстером при коронации Анны Иоанновны, а Баренбург — так писали слово Оренбург. А вот что доносит давнее предание: «…Определен по имянному указу в Астрахань губернатором, где будучи, исполнял имянное высочайшее повеление, описывал чрез искусных людей неизвестные места и сверх вверенной ему должности сочинял всей той губернии ландкарту, которую по сочинении отослал в Правительствующий Сенат и в Академию Наук, а потом трудился над сочинением Российского гражданского лексикона и Истории, а в 1744 году по прошению его за болезнью от службы уволен в дом свой» [1] Центральный государственный исторический архив Москвы (ЦГИАМ), ф. 4, оп. 14, д. 1875.
. Так написал в своей родословной в самом конце XVIII века внук Татищева, бывший при нем в Болдине в детские годы.
19 апреля 1886 года в Петербургской Академии наук состоялось торжественное собрание в память двухсотлетней годовщины со дня рождения Татищева. «Мы, русские, часто забываем места, где покоится прах наших великих предков, — сказал на нем историк-академик К. И. Бестужев-Рюмин. — В самом деле, кто помнит сейчас затерянный в лесах погост Рождествено, где был погребен Татищев…»
В тот же день, 19 апреля 1886 года, на торжественном собрании в Казанском университете историк Д. А. Корсаков, знаток восемнадцатого века, так сказал в своей речи о Татищеве: «Наряду с Петром Великим и Ломоносовым он являлся в числе первоначальных зодчих русской науки… Татищев по своему обширному уму и многосторонней деятельности смело может быть поставлен рядом с Петром Великим». «Почти революционный призыв» находил в сочинениях Татищева Г. В. Плеханов и писал о нем: «…Татищев является как бы главою многочисленного рода просветителей, очень долго игравшего влиятельную и плодотворную роль в нашей литературе». И называет вслед за В. Н. Татищевым имена Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова. В то далекое время смело высказывает Татищев свои мысли: «Благоразумный человек и в убожестве довольнее, нежели глупый в богатстве и в чести». И мы уже забыли о том, что вошедшие в пословицы нашего времени крылатые выражения «человеку нужно век жить, век и учиться» и «человеку ученье свет, а неученье тьма есть» — эти выражения принадлежат Татищеву.
Читать дальше